Но и я никого не смогу увидеть. И ничего. Остается одна надежда — на слух. Вот и крадусь вперед с черепашьей скоростью. Лучше пусть медленно, но надежно.
А это что еще за звук? Не так уж много времени провел я в здешней степи (если так можно назвать сведенные под пастбища джунгли), но успел привыкнуть к самым разным шумам. И готов поспорить на что угодно — такого до сих пор не слышал ни разу. Точнее, как раз слышал, но не здесь и не сейчас. Земля вспомнилась, школьное детство и сосед, который занимал соседнюю койку во время пребывания в спортивном лагере. Ох он и храпел, слов нет, чтобы описать те раскаты.
Похоже, этот храпун вырос и каким-то образом перебрался сюда, устроившись в войско Валатуя. И мало того, судьбе было угодно столкнуть нас прямо сейчас. Я, как последний идиот, со всеми предосторожностями, потеряв прорву времени, подкрадывался к изгороди только для того, чтобы убедиться в тщетности всех своих усилий. С таким же успехом мог подойти сюда строевым шагом, разве что без маршевых песен. Ведь кто знает, может, остальные часовые относятся к службе куда серьезнее, а голосок у меня далеко не тихий.
Похоже, с этим субчиком мне разговаривать не о чем. Даже если он проснется от парочки негромких фраз, вряд ли будет настолько адекватен, чтобы не выстрелить. Ну или заорет, не понимая, чего от него хочет некто неизвестный, не давший досмотреть дивное сновидение со сговорчивой дояркой в главной роли.
И что теперь делать? Ползти к следующему посту? Или забраться на площадку, отобрать у нерадивого дозорного винтовку и заменить ее метлой, как принято было у наших родных караульных?
Вопрос лишь в том, где эту метлу взять.
Кстати, а чего я так зациклился на часовых? Они ведь, по идее, должны быть бдительными, вечно настороже. Недоверчивость — их главная черта. Не лучший вариант для первого, самого важного разговора. Куда проще пообщаться с тем, кто считает, что за изгородью ему ничего не угрожает.
Или обезоружить часового, разбудить, прикрыть рот и так пообщаться? Нет, слишком уж рискованно. Площадки не огорожены, с соседних прекрасно видно, что где происходит. Даже слабого света костра достаточно, чтобы вызвать переполох, а это сильно затруднит дальнейшее общение.
У каждого в душе имеется пусть и мелкий, но чертенок. И вот я, вместо того чтобы испытать судьбу с другим часовым, полез через изгородь. Ночь безветренна, но пастбище живет своей, не всегда понятной жизнью. Какие-то неведомые насекомые, возможно, родственники сверчков, стрекочут так, что иной раз уши почти закладывает. Далеко во мраке время от времени кто-то тяжело вздыхает или утробно подвывает. Повсюду носятся какие-то мелкие твари, шурша при этом пусть и не сильно, но тоже внося свою лепту в общую какофонию. В общем, треск жердей под весом моего тела на этом фоне скорее всего останется незамеченным. А если кто-то что услышит, то тень от площадки пока что неплохо меня укрывает.
Ну вот и все, я теперь у внутренней изгороди. Отличия от первой разительные: ее явно делали кое-как, лишь бы что-то было, ради галочки. Разве что от хромой собаки защитит, человеку даже перелезать не придется. Я попросту расшатал пару жердей, осторожно приподнял, развел в стороны, прополз в образовавшийся проход.
Да что же здесь за вояки такие, если первый попавшийся демон с такой легкостью преодолевает охраняемый периметр?!
Ладно, я теперь внутри, и что дальше? Все так же далек от выполнения миссии, как и прежде. Ну да ладно, вернемся к вводным данным. Что там от меня требуется? Для начала уговорить здешнего офицера не убивать меня. Вот и славно, где здесь может обитать командир?
Офицеры везде одинаковы, вот и я, не колеблясь, сделал выбор в пользу большой палатки, стены которой были прикрыты связками жердей. Не факт, что такая защита поможет от пуль, но, учитывая, что остальное жилье обходилось без нее, нетрудно понять — обитатель данного жилья считается персоной повышенной важности.
Вот и посмотрим сейчас, кто там так себя бережет.
Четыре часовых на постах — никого из них снизу не разглядеть. Спят или бдят в оба глаза? Предположим — последнее. Все их внимание направлено на подходы к укреплению, но запрещать посматривать назад никто не станет. То есть в любой момент времени на меня могут взглянуть. Но тут такая тонкость: ночью сверху вниз смотреть не так эффективно, как при дневном свете. Земля темна, а я одет ей под стать. Черное на черном, вот и попробуй что-нибудь разглядеть. Все, что надо, — не попадать в свет костра. Хоть и чахлый огонек, но выдать может.
Кстати, горит он не сам по себе, рядом сидит носитель уже знакомой широкополой шляпы. Видимо, именно он время от времени подбрасывает порции дров. Явно не спит, и скорее всего не глухой, так что надо его иметь в виду.
Человеческий глаз устроен так, что даже периферийным зрением легко засекает любое движение. Но если все делать плавно, очень медленно, может не заметить даже то, что происходит перед носом. Разумеется, не в любое время суток и не при любых условиях, но правило верное.
Три десятка шагов до палатки я преодолевал добрых полчаса. А затем потратил несколько минут, наблюдая за площадками, с которых могли заметить мой рывок ко входу. Так и не разглядев там подозрительной активности, скользнул внутрь, затаился. Если обитатель меня заметил, то лишь на миг. А теперь пусть гадает, где я могу быть, ведь мрак внутри кромешный.
Пару минут не шевелился, чуть ли не до боли напрягая уши. И не зря — расслышал спокойное дыхание крепко спящего человека. Причем одиночное. Если есть и другие обитатели, они ведут себя куда тише. Пусть я ничего не вижу, но ориентируюсь во мраке прекрасно. Неспешно поползал в разные стороны, убедился, что мебели в палатке всего ничего. То есть лежанка одна. Вряд ли на ней устроился целый отряд, так что мы имеем условия, близкие к идеальным, — офицер живет один.
Вот и чудесно.
Уже без особых опасений чиркнул местной чудовищной спичкой. Даже если отблески заметят снаружи, не должны насторожиться. Мало ли чего потребовалось офицеру среди ночи? Солдат не должен совать нос в личную жизнь высших чинов, пусть даже это войско набрано из вчерашних пастухов и чернорабочих.
Ну а если свет разбудит офицера, я смогу сделать так, что он не поднимет тревогу.
Шуметь офицер не стал, — как посапывал мирно, так и продолжал посапывать. Спичка не вечная, и я, окончательно обнаглев, поджег фитиль примитивной лампы, установленной на ящике возле жердевой койки.
Вот теперь можно и поговорить.
Не очень приятно, когда твой сон прерывают самым бесцеремонным образом. Еще неприятнее, когда, открыв глаза, обнаруживаешь, что твой рот зажат чьей-то не слишком чистой ладонью, а перед глазами зловеще поблескивает лезвие остро отточенного ножа.
В общем, вводная для дружеской беседы не слишком удачная. Но я постарался исправить первое впечатление, улыбнувшись максимально дружелюбно:
— Пожалуйста, не нужно кричать. Приветствую вас, офицер доблестной армии Валатуя. И прошу прощения за свое поведение, очень уж опасаюсь, что вы, не разобравшись, примете опрометчивое решение закричать только потому, что сочтете меня за врага. А я ведь ваш преданный друг, пусть вы мне сейчас и не верите. Но посудите сами, стал бы я вести сейчас такие беседы, рискуя быть услышанным? Любой враг на моем месте первым делом перерезал бы вам горло, после чего обобрал до нитки и удалился так же, как пришел. Ну или задержался бы, чтобы устроить нечто еще худшее. Вы все еще считаете меня вражеским лазутчиком или готовы для разговора? Если второе, моргните, и я перестану закрывать ваш рот. Прекрасно понимаю, что это неприятно, но мне еще неприятнее поступать таким образом с вами. Ну же?