– Вернись, дорогой, – говорила она. – Вернись, пожалуйста.
Бабушка куда-то пропала, и Сабина подняла руку к окну, не зная, что делать. Она рада была бы помочь, но стеснялась вмешиваться в частную жизнь.
Прошло несколько мгновений, и вой прекратился. Она услышала шаги, потом снова бабушкин голос, на этот раз тихий и укоряющий – так она обычно разговаривала с Герцогом. Сабина отодвинула штору и увидела, как бабушка медленно ведет деда к задней двери. Он наклонился вперед и шел прихрамывая. Ветер облепил вокруг него пижаму, из-под которой как будто выпирали кости.
– Я просто проверял гончих. Знаю, что работник плохо их кормит. Просто проверял гончих, – повторял он.
Сабина не обсуждала с бабушкой этот инцидент, она даже сомневалась, что ей вообще надо об этом знать, но с того момента дед не выходил из своей комнаты. А иногда ночью, проснувшись, она слышала отрывистые шаги бабушки по коридору, когда та проверяла, в постели ли ее муж и не отправился ли на очередное ночное задание.
В Сабине проснулось любопытство, и она спросила у бабушки разрешения пойти посмотреть гончих. Она хотела, чтобы ее отвел Том, но бабушка, окинув ее одним из тех недоверчивых взглядов – неужели внучке действительно интересно? – сказала, что сходит с ней чуть позже.
– Они черные с рыжими подпалинами, – бросила она, когда быстро проходила с Сабиной через двор. – Это особая порода гончих. В этом регионе мы разводим их уже на протяжении нескольких поколений. – За последнюю неделю бабушка не произнесла более длинной фразы. – Баллантайны всегда слыли мастерами по выращиванию фоксхаундов. Это лидер охоты. Свора возникла в конце прошлого столетия. Твой дед посвятил поддержанию этой породы лучшую часть своей жизни. Лет десять назад он перестал ездить верхом, а до того времени был мастером. У нас замечательная свора. Слышала бы ты, как они подавали голос на последней охоте. – Бабушка на миг замолчала и улыбнулась, смакуя воспоминания.
Сабина, сдерживаясь, чтобы не захихикать при последних словах бабки, не сказала ей, что у нее свои скрытые мотивы. Она была убеждена, что бедные собаки содержатся в суровых условиях – ни одно довольное животное не издавало бы таких звуков, как они. А мысль о том, что они живут в бетонных сараях, вдали от теплых каминов и уютных подстилок, чуть не вызвала у нее слезы. Сабина толком не знала, что сделает, увидев собак. Пребывая в плохом настроении, она решала выпустить их на волю или связаться с местным обществом защиты животных. Но от этого у всех работников, включая Тома, возникнут неприятности. В хорошие же дни Сабина и не вспоминала про собак.
Гончих держали в пяти минутах ходьбы от дома, во дворике, окруженном бетонными загонами, перед некоторыми были высокие металлические ворота, перед другими – толстая проволока. Похоже на тюрьму, тоскливо подумала Сабина, пытаясь поспеть за бабушкой. Пахло дезинфекцией, собачьими экскрементами и еще чем-то противным. Как она может так бережно ухаживать за лабрадорами и оставлять этих собак на холоде?
– Как дела у Горацио, Найл?
– Немного лучше, миссис Баллантайн, – ответил мужчина средних лет, появившийся с их приближением из загона. На нем был длинный кожаный фартук, как у кузнеца. Лицо его казалось каким-то сплющенным. – Повязку с лапы можно будет скоро снять, рана заживает хорошо.
– Мы посмотрим?
Это был не вопрос. Бабушка решительно подошла к угловому загону и стала вглядываться в полумрак. Стоя у нее за спиной, Сабина смогла различить только лежащую на соломе собаку, которая поджала под себя перевязанную лапу.
– Что с ней случилось? – спросила Сабина у мужчины.
При его приближении собака навострила уши, словно чего-то ожидая, потом поникла, когда он повернулся к Сабине.
– На нее наскочила лошадь. Один из гостей в конном центре не сдержал лошадь, и этот бедняга попал под копыто. – Он неодобрительно покачал головой. – Знаете что, миссис Баллантайн, им не рассказывают даже об основных правилах перед выездкой. Просто берут с них деньги и выталкивают за ворота. Часто даже не спрашивают, умеют ли люди ездить верхом.
– Ты совершенно прав, Найл, – кивнула бабушка, не сводя глаз с собаки. – Совершенно прав.
– С тех пор как они открыли гостиницу, стало гораздо хуже. Раньше, по крайней мере, были в основном местные. Теперь это все отпускники, бизнесмены и тому подобное, всё, что их интересует, – это охота на день. И ничего-то им не скажешь. Старый Макрей из конюшни говорил мне, что сердце кровью обливается, когда видишь, в каком состоянии возвращают некоторых лошадей.
Бабушка пристально на него посмотрела:
– Хромых, да?
– Если бы только хромых. Их гоняют по четыре-шесть часов, и лошади просто задыхаются. У одной на днях кровь пошла носом. А та маленькая гнедая кобыла, которую выкупили в Типперэри? Помните? У нее было все здесь изранено, – мужчина показал на свой бок, – потому что какой-то глупой бабе взбрело в голову нацепить шпоры, а надела она их неправильно.
Сабина увидела, как бабушка сочувственно поморщилась. Раньше она не замечала у нее подобного выражения.
– Пожалуй, надо переговорить с Митчеллом Килхауном, – твердо произнесла бабушка. – Скажу ему, чтобы он лучше ухаживал за животными, а иначе мы не будем выпускать их на охоту.
– Вы поговорите с хозяином?
– Непременно, – ответила она.
– Это было бы здорово, миссис Баллантайн. Сердце кровью обливается, как увидишь, что хорошие животные страдают ни за что. – Мужчина посмотрел на гончую, которая с неуместным рвением вылизывала здоровую лапу. – Беднягу могли бы пристрелить.
Сабина, до этого рассеянно смотревшая на собаку, подняла сердитый взгляд на мужчину:
– Пристрелить?
Найл скосил глаза на бабушку, потом перевел взгляд на Сабину:
– Да, мисс. Для него это было бы самое лучшее.
– Пристрелить? Как это возможно?
Найл слегка нахмурился:
– Понимаете, гончая на трех ногах никому не нужна. Она останется не у дел. Ее даже могут загрызть другие собаки. В этом нет никакой доброты, вот что.
– Вам действительно придется пристрелить ее? – Сабина уставилась на бабушку.
– Найл прав, Сабина. Раненая гончая не будет жить.
– Да, не будет жить, если вы ее пристрелите. – Разозлившись, Сабина почувствовала, что сейчас расплачется. – Как вы можете быть такими жестокими? Вам понравилось бы, пристрели я Берти, если бы он не смог выполнять свою работу? Неужели вы не чувствуете никакой ответственности?
Бабушка глубоко вздохнула. Обменявшись взглядом с Найлом, она подтолкнула Сабину к дому.
– Это не домашние любимцы, дорогая. Они не такие, как Берти и Белла. Это гончие, специально выращенные…
Ее слова потонули в скрежещущем реве «лендровера», свернувшего во двор. За ним ехал потрепанный светло-голубой трейлер. Грохот при его приближении был встречен какофонией звуков из двух будок. Потом гончие вылезли из загонов, с возбужденным лаем и воем бросаясь на проволочное заграждение и взбираясь на спину друг другу, чтобы подобраться ближе к выходу.