Он наклонился к ней, положив руки на колени.
– Да, – ответила она. – Джефф, ты занимал в моей жизни огромное место.
– Но ты пошла вперед.
Кейт почувствовала, что глаза ее наполняются слезами.
– Да.
– Я рад, – произнес он, справившись наконец с напряжением. – Поскольку то, что я хочу сказать тебе… Ну, я немного волновался, потому что не знал, как обстоят у тебя дела.
Кейт с непонимающим видом уставилась на него.
– Послушай, мне стало немного легче. Потому что я тоже пошел вперед. Я познакомился… с женщиной.
Кейт оторопела.
Джефф слегка покачал головой, словно сам не веря своим словам.
– Я познакомился с женщиной. И это довольно серьезно. Тогда я осознал, что ты была права. Ты была вправе сделать то, что сделала. Конечно, в то время я сильно страдал. Ты даже не представляешь. Удивительно то, как быстро все произошло. Потому что, когда ты рассказала мне… Сколько прошло? Шесть недель?
Кейт в оцепенении кивнула.
– Но этот человек – эта женщина – убедил меня, что твое решение невероятно смелое. Потому что мы просто плыли по течению. Мы не проявляли в полной мере своих способностей и не делали друг друга счастливыми. А сейчас у меня это есть. И если у тебя это тоже есть, что ж – господи, сам не верю, что говорю это! – просто я чувствую, что все изменилось к лучшему. Лишь бы у Сабины все было хорошо.
У Кейт слегка зазвенело в ушах. Пытаясь отделаться от этого, она нахмурилась.
– С тобой все в порядке? – протянув к ней руку, спросил Джефф.
– В порядке, – тихо произнесла она. – Просто немного удивлена.
Ботинки, подумала она. Эта женщина заставила его купить ботинки. Он отсутствовал три недели, и эта женщина сумела заставить его купить приличную обувь.
– Кто она? – спросила Кейт, подняв голову. – Я ее знаю?
У Джеффа был немного смущенный вид.
– Об этом я и хотел поговорить. – Он помолчал. – Это Сорайя.
Кейт оцепенела:
– Сорайя? Не та Сорайя с твоей работы?
– Угу, та самая.
– Сорайя, которая приходила сюда на ужин пять или шесть раз?
– Да.
Сорайя, азиатская королева психиатрии. Сорайя, сорокалетняя богиня с наивным взглядом, неравнодушная к фирменным ярлыкам и дорогой обуви. Сорайя, наследница огромного, безупречно обставленного георгианского особняка в Ислингтоне, имеющая доход от ренты, без детей. Сорайя, ведьма. Похитительница мужей. Стерва! Стерва! Стерва!
– Она не теряла времени даром! – Кейт не удалось скрыть в голосе нотку горечи.
Пожав плечами, Джефф кисло улыбнулся:
– Сорайя подробно выспрашивала меня, насколько все определенно. Знаешь, она очень щепетильна в этом отношении. А потом сказала, что, если бы она не ухватилась за меня, это сделал бы кто-нибудь другой. Сорайя считает, что приличные взрослые мужчины почти перевелись.
Он даже немного покраснел, повторяя ее комплимент, но не смог скрыть свою гордость.
Кейт не верила своим ушам. Джефф, прибранный к рукам самой подходящей одинокой женщиной из тех, что они знали. Джефф, неожиданно ставший сверкающим призом для женщин среднего класса. Как это случилось? Неужели она была столь близорукой, что не заметила в нем каких-то важных качеств?
– Я рассказал тебе только потому, что ты говорила, как счастлива с Джастином. Я ни за что не причинил бы тебе боль, ты же знаешь.
– Ах, не беспокойся за нас! У нас все хорошо. Я в восторге.
Кейт понимала, что это звучит по-детски, но не смогла удержаться.
Они несколько минут помолчали. Кейт торопливо пила вино. В конце концов она первой нарушила молчание:
– Это действительно серьезно?
– Да, серьезно.
– После трех недель знакомства?
– Нет смысла напоминать мне о возрасте. – Джефф попытался обратить все в шутку.
– А жить вместе? – скептически спросила она.
Как мог он начать новую жизнь, когда она пока не смогла примириться с потерей старой?
– Ну, я снял квартиру в Бромли на три месяца. Но бóльшую часть времени провожу в Ислингтоне.
– Как хорошо для тебя.
– Ты же знаешь, я не придаю этой чепухе значения.
Кейт уставилась на его ботинки. «До сей поры, – подумала она. – Сорайя приоденет тебя и превратит в одного из этих модников в пиджаках от Николь Фари и полотняных сорочках, так что и глазом моргнуть не успеешь».
Джефф гладил кота. Оба выглядели довольными.
– У вас с ней раньше… что-то было?
Закравшееся в ее душу подозрение вдруг разрослось, превратившись в ядовитую Медузу.
– Что?
– Что ж, все это кажется ужасно удобным, правда? Через три недели после того, как съехал отсюда, ты практически переехал к одной из наших хороших подруг. Признаюсь, быстро сработано.
Джефф хранил абсолютно серьезное выражение лица.
– Кейт, уверяю тебя, ничего не случилось, пока ты не рассказала мне про своего… про Джастина. Я всегда считал Сорайю привлекательной женщиной, но не более чем приятельницей. И никогда не думал о ней по-другому, если ты понимаешь, о чем я.
Он говорил правду. Джефф совсем не умел лгать. Тогда почему ей так горько?
– Сорайя говорит, я ей всегда нравился, но она не стала бы приближаться ко мне, будь я с другой женщиной. Не сделай она первого шага, и я, наверное, уполз бы в свою ужасную квартиру и годами зализывал раны. Ты знаешь, каким я был. И знаешь, какой я всегда. Я не гожусь для измены.
«А я гожусь, – подумала Кейт, – хотя ты по своей доброте этого не скажешь».
Кейт, чувствуя себя брошенной безо всяких объяснений, чуть не завыла. Ей захотелось безудержно кричать и рыдать, как будто ее обманули, рыдать, пока не заболит грудь. И во всем виновата только она.
Может быть, в исступлении подумала она, попробовать соблазнить его. Накинуться на Джеффа, сорвать одежду и заняться с ним любовью с животной страстью, заставить его трепетать, поколебав его самодовольство и уверенность в новой любви. Она хотела заставить его сомневаться. Ей хотелось уничтожить Сорайю и ее загадочную азиатскую улыбку. Она в состоянии это сделать, Кейт это знала. В конце концов, она знает его лучше любой другой.
Потом она заметила, что Джефф пристально смотрит на нее с озабоченностью и тревогой. Такой взгляд он обычно приберегал для своих пациентов. Это было даже хуже измены. Она потрогала очки, с неудовольствием вспомнив, что не сделала макияжа.
– Ты в порядке?
– В порядке? Господи, да у меня все отлично! Просто поражена этой замечательной новостью. Я так рада за тебя. – Она встала, и шелковая блузка распахнулась у горла. – Жизнь прекрасна, да?