Дирижабль перенес его в международный аэропорт Баку, где он и остался, переночевав в довольно средненьком отеле при аэропорте. На следующий день он носился по всему аэропорту, готовясь к десантированию. К счастью, Баку был устроен так, что если у тебя есть деньги, то договориться можно практически обо всем. Он был устроен так во времена Российской империи, когда этот город был одним из центров только начинающейся нефтяной лихорадки, он был устроен так при СССР, он был устроен так при независимом Азербайджане, и он устроен так же при Туране, новой империи турок. Несмотря на то что законы в Туране были суровые, свирепствовала военная диктатура – ему без проблем продали парашютную систему, оставшуюся от американцев, кажется. А когда он назвал имя Бадоева – то ему быстро продали и все остальное.
Наконец он договорился об опасном полете с владельцем «Цессна Град Караван» – этих самолетов тут было очень много, они использовались в основном для вывоза людей с Халифата [87] , а также для транспортировки контрабанды. С дополнительным баком в салоне он вполне мог дотянуть до того места, где намеревался прыгнуть с парашютом Ликвидатор, а потом вернуться назад.
Владелец самолета – веселый усач, не следивший за языком, – затащил его в кафе, где кушали пилоты и технический персонал. Им подали кюфту с острым соусом, и они ели, сидя за угловым столиком, а усач, размахивая руками, рассказывал про житье-бытье…
– Так ты, значит, мусульманин?
Ликвидатор отрицательно покачал головой.
– Ну и правильно. Я тоже мусульманин был, у меня родители мусульмане, а сейчас – нет.
Усач резко отмахнул рукой.
– Да простит меня Аллах, я по-прежнему верю в него, но я не мусульманин больше. Чтобы такое, как там было, у нас… нет.
– А что – там?
– Там? – усач сказал несколько слов на родном языке, видимо, ругательных. – Там… слов не найти что. Вся мразь, какая только там была, каждый ограш [88] теперь орет, что он мусульманин. Никаких тюрем нет – это потому, что все, кто должен быть в тюрьме, сейчас на воле. Все с оружием, полный беспредел. Рабами торгуют, всем торгуют. Голод, от голода люди каждую зиму умирают. А у амиров и всяких там больших людей виллы – таких раньше не было. Несколько гектаров, заборы, охрана стреляет во всякого, кто подойдет. Ну вот, и где справедливость по-твоему, а? Где она – справедливость?
Ликвидатор пожал плечами.
– То-то и оно. Нет ее. Нет больше в исламе никакой справедливости. Старики говорят – при русских лучше жилось…
Сам Ликвидатор пришел к исламу в зрелом возрасте, осознанно, видя в нем как раз религию, которая позволит победить наконец несправедливость. Увы… он все больше и больше убеждался в том, что был не прав…
– Можешь прыгать! – проорал пилот, обернувшись на мгновение. – Вышли в район сброса!
Ликвидатор кивнул и еще раз ощупал парашют. Он прыгал без напарника, по-настоящему проверить было некому, к тому же крайний раз он прыгал с парашютом четыре года назад. Но навыки, вбитые один раз, не забываются. Тем более если их вбивали в училище его страны.
Тем не менее все его оборудование не имело с его страной ничего общего. Парашют был американский, каким пользовались ее десантники, – модель «RA-1 advanced ram-air parachute system». Парашют как парашют, ничего необычного – ни ранца с электродвигателем за спиной, ни автоматического привода [89] ; но ему ничего из этого и не надо – все эти прибамбасы для опытных десантников, а ему нужно просто прыгнуть. Автоматическая винтовка была российской – «СР3М Вихрь» с глушителем и термооптическим прицелом. Пистолет он взял местного производства – в оригинале стандартный «Кольт-1911» с глушителем, лазером и коллиматором на прицельной планке – такие производились здесь для рынка США, когда этот рынок существовал.
Из остального он купил, что было в наличии, примерно собрав тот комплект, какой был в его времена в спецназе его страны для решения разведывательных задач. Например, ему не удалось купить адаптивный камуфляж типа «хамелеон», и он обошелся обычным «горным» OCP, которого тут было полно после отступления американской армии из Афганистана. Ботинки он купил прыжковые, последнего поколения, с адаптивной амортизирующей стелькой и поддержкой, состоящей из адаптивного полимера – гибкий в обычном состоянии, при сильном ударе он моментально затвердевал, частично амортизируя и не давая сломать лодыжку в случае «плохого» приземления, – это был тот же материал, из которого делали гибкие бронежилеты, наноброня [90] . Нашлось приличное термобелье. Не было нормального шлема – но он купил операторский, предназначенный для съемок прыжков с парашютом – он был прочный, и на его разъем отлично вставал ночник, свет или термомонокуляр – это потому, что разъемы были стандартные, как для гражданской эвент-камеры, так и для военных девайсов. Бронежилеты тоже были – в конце концов, бронежилеты нужны были всем. Он остановился на обычном плейт-кэрриере с плитами из высокомолекулярного полиэтилена южнокорейского производства – при минимальном весе они останавливали пулеметную пулю. А вот магазины он разместил не на кэрриере – его он вообще оставил свободным, – а на тактическом поясе. В спецназе у них были разгрузочные жилеты, но уже на вольных хлебах он пришел к выводу, что крепить снаряжение надо на поясе, а весь «фронт» оставлять голым – для того, чтобы иметь возможность ползать, прижимаясь к земле. На поясе он разместил четыре универсальных подсумка русского производства – они вмещали тридцатки «Вихря» и надежно удерживали их, подсумок-админку для навигатора и всего прочего и сбросник – только идиот игнорирует сбросник [91] и теряет в итоге либо время, либо магазины. Рюкзак он купил тоже русского производства – универсальный, на пятьдесят литров, по заверениям продавца, такие использовались русским спецназом ГРУ, что в этом регионе было стандартом качества. Все снаряжение он упаковал в парашютный грузовой контейнер, оставив при себе (на случай потери грузового контейнера) только оружие, два магазина к нему и несколько пачек патронов.
Как это обычно и бывает, над горами бродил ветер, поэтому легкую «Цессну» покачивало в воздушных течениях. Точки приземления не было видно, сплошная пелена облаков, из которой торчали уродливые горные пики, покрытые снежными шапками в любое время года. Альпинисты туда больше не ходят – говорят, что горные вершины собрали на себя радиоактивные осадки, которые шли после войны, когда больше года вообще люди не видели света. Так это или нет – никто не знал и проверять на себе не собирался. Обжитыми были только районы ниже уровня облаков.