Вера проворочалась полночи без сна, прикидывая так и этак. И все получалось плохо. Бросить все, как есть, и забыть эту историю? Жалко денег на путевку. Забрать у Ларки эту чертову путевку и позвать кого-нибудь с собой? В фирме, конечно, все устроят с минимальными потерями, им тоже выгодно, чтобы место не пустовало. Но беда в том, что Вере совершенно не к кому обратиться. И выходит, что мерзкая Ларкина мамаша права, Вера одинока, нет у нее не только близкого мужчины, но и просто друзей-приятелей.
Стоп! Вера вскочила с кровати и высунулась в открытое окно, прикрывшись занавеской. Холодный осенний воздух помог, отрезвил ее, она успокоилась, и мысли, которые она гнала от себя, ушли. Не совсем ушли, просто уплыли в глубину, как рыбы. Вера вернулась в постель и заснула.
А утром, которое, как известно, мудренее вечера, она решила лететь в Неаполь. Что, в самом деле, из-за Лариски и путевка пропадет. А за нее, между прочим, деньги плачены. Может, кому-то все равно, а Вера не больно много зарабатывает, для нее эта сумма существенная. К тому же она уже договорилась с учениками, освободила себе неделю, теперь все менять, что ли? И всем объяснять, что она не поехала в отпуск, и все будут спрашивать, почему.
Можно, конечно, затаиться и делать вид, что улетела, а телефон отключить. Но потом, когда и правда понадобится в отпуск, уже не отпросишься. Опять же деньги, сколько она потеряет за эту неделю? Нет, надо лететь сейчас. Хорошо, что путевка у Лариски, и платила она за нее сама, вот пускай что хочет с ней и делает, а Вера ничего не знает. Если спросят в турфирме про Лариску, она только плечами пожмет – какие к ней лично претензии?
Следующие два дня прошли в хлопотах, Вера распрощалась с последними учениками, собрала вещи и рано утром отбыла в аэропорт, оставив ключи соседке Зое Михайловне, которая дружила еще с бабушкой и поэтому взялась Веру опекать. Старушка она была непротивная, но все же Веру эта опека несколько тяготила. Но иногда, вот как в данном случае, полезно было иметь верного человека.
Вера отнесла еще соседке два цветка, оставшиеся от бабушки, – столетник и толстянку.
Квартира ее была на первом этаже, летом свет загораживали кусты и деревья, так что выживали только неприхотливые суккуленты. Вера хранила цветы в память о бабушке, та же Зоя Михайловна передала ей эту просьбу. А потом привыкла к ним. Цветы чувствовали себя неплохо, Зоя говорила, что бабушка присматривает за ними сверху.
В аэропорту было, как всегда, шумно и многолюдно. Вера без труда нашла свой рейс, билеты у нее были на руках, а в турфирме сказали, что их представитель появится только в Неаполе, до Италии, мол, сами долетите.
В самолете Вера нашла свое место и села, убрав куртку наверх.
– Какие люди! – услышала она.
На место рядом с ней плюхнулся невысокий, рыхловатый и неряшливый мужичок самого непрезентабельного вида.
– Вы не ошиблись? – спросила она с тайной надеждой. – Это ваше место?
– Разумеется, вот! – Он потряс посадочным талоном. – Семнадцать В, как раз мое. Так что давай знакомиться, я – Арсений.
Так-так, значит, как обычно Вере повезло с соседом, будет теперь вязаться всю дорогу.
– В Неаполь летишь, – он не спросил, а констатировал факт, – по путевке, я знаю.
Поскольку прямого вопроса в его словах не было, Вера сочла за лучшее промолчать. Мужичок, ожидая, наверное, с ее стороны ахов и охов, откуда он знает и как догадался, разочарованно вздохнул. Затем снова приободрился и оглядел Веру пристально, наклонив голову, как будто оценивая.
Она хотела прямо спросить, с чего это он так уставился, но снова промолчала. А противный тип хмыкнул, и выражение лица у него было – мол, ничего особенного, но что делать, выбирать не приходится.
– Тебя Верой зовут, я знаю, – сказал он, и тогда Вера наконец догадалась. Значит, Лариска все-таки сумела пристроить свою путевку, и вместо нее будет теперь вот этот козел. Причем небось все рассказала про Веру. И этот… как его… Арсений считает своим долгом держаться с ней как с давней знакомой, то есть по-хамски.
– Простите… – послышался рядом неуверенный голос, – вы не могли бы поменяться со мной местами? Тут через проход моя знакомая, мы случайно встретились… мое место в конце салона, а она не может летать сзади, там душно…
Вера подняла голову, на Арсения смотрел немолодой мужчина с бородкой.
– Нет, я не хочу назад! – резко сказал Арсений. – Что возле туалета-то маяться…
– Я с вами поменяюсь! – неожиданно для себя сказала Вера. – Раз уж вам так нужно…
И поскорее встала, не глядя на Арсения. Тот вынужден был ее пропустить. Женщина через проход благодарила ее от души, мужчина улыбнулся, отчего помолодел на несколько лет. Так-то он был немолод, опирался на палку.
Вера подхватила свои вещи и ушла в конец салона. Место рядом с ней было свободно. Она села и закрыла глаза, чтобы не видеть мелькавших мимо стюардесс.
Самолет вырулил на взлет, затем разогнался и оторвался от земли. Вера выслушала инструктаж стюардессы и напутствие командира корабля, после чего собиралась заснуть. Она ужасно устала за последние несколько дней и пообещала себе, что эту неделю будет просто отдыхать. Но сон не шел, а вместо него пришли мысли о том, как же так получилось, что она, Вера, оказалась совершенно одна в целом мире, одна, хотя вокруг множество людей. А у нее нет никого, совершенно никого близкого. Ни мужа, ни любовника, ни близкого друга, ни родителей, ни братьев-сестер, ни подруг. Была у нее одна подруга, да вот получается, что и ее теперь не станет…
За два дня до сентябрьских ид, в год консульства Луция Корнелия Непота и Квинта Клавдия Цедиция, а проще говоря, в шестьсот восьмидесятом году от основания Рима, Большой цирк был полон зрителей. Больше ста тысяч человек сидело на скамьях цирка в ожидании боя гладиаторов. Больше ста тысяч человек предвкушало это кровавое варварское зрелище.
Лучшие места на скамьях цирка занимали римские патриции и всадники со своими клиентами, знатные матроны и богатые вольноотпущенники, откупщики и менялы, богатые купцы и знатные иностранцы, приехавшие в Вечный город со всех концов мира. Эти места заранее занимали для богатых и знатных зрителей цирковые жучки – нищие бездельники и пройдохи, которые этим ремеслом зарабатывали на жизнь, приходя в цирк задолго до представления и потом уступая свои места за два-три сестерция.
Но и те, у кого не было лишних денег на лучшие места, ничуть не расстраивались по этому поводу. Пусть их места были не так удобны, но и они могли насладиться кровавым зрелищем, зрелищем чужого страдания и смерти.
Цирк был полон – ремесленники и нищие, бродячие комедианты и уличные танцовщицы, мелкие торговцы и покрытые шрамами легионеры, участники военных кампаний прошлых лет, шумно обсуждали предстоящее зрелище, сравнивали достоинства знаменитых гладиаторов, делали ставки.
Среди зрителей сновали шустрые разносчики, продавцы лепешек, пирожков с требухой и жареных бобов, соленой рыбы и орехов, дешевого кислого вина и простой воды.