Напарники легли лишь в половину четвертого утра, так что у Барбары нашелся отличный предлог, чтобы утром подольше поваляться в постели. Вместе с Уинстоном они внимательно прочитали каждое электронное письмо Каролины для Клэр Эббот. Писем было несколько сотен, и диапазон тем в них тоже был велик: от личной истории – в таких упор делался на отношения с матерью и первым мужем – до дружбы с другими женщинами в Шафтсбери в течение того времени, когда Эббот жила в этом городке.
Каролина много писала про своих сыновей, особенно про Уилла и его самоубийство, а также про свой отказ взглянуть на его изуродованное тело после его фатального прыжка с обрыва. Она постоянно пускалась в многословные рассуждения по этому поводу. По ее словам, эта невозможность превозмочь себя лишила ее прощального взгляда на сына, даже когда тот лежал в гробу, загримированный умелыми руками работника морга, который, по личной просьбе Фрэнсиса и из уважения к нему, приехал из самого Лондона. Кстати, это единственный раз, когда Фрэнсис пошевелил пальцем, чтобы помочь сыну, писала Голдейкер… когда тот уже был мертв… потому что, бог свидетель, он ничего не сделал, чтобы помочь ему, когда тот был жив, сколько бы Каролина ни просила его и что бы ни делала, и что бы ни делал сам Уилл, чтобы показать всю глубину своего отвращения к себе.
Похоже, эта тема была ее любимой. Второй же по популярности была женитьба старшего сына, Чарли, на «этой омерзительной Индии», которая «страшна, как смертный грех, и даже не пытается что-то с собою сделать. Можно подумать, она нарочно хочет быть как можно уродливее. Ну какая женщина стала бы так поступать – разве только назло бедному Чарли, потому что, честное слово, она ведь не была такой, когда они познакомились. Тогда она была очень даже хорошенькой, но с тех пор совершенно опустилась».
Что касается Индии, то Каролина обычно доводила себя до исступления. Большинство ее писем на эту тему представляли собой пространные диатрибы [19] , и каждое такое письмо провоцировало написание следующих. После рассказа о том, как Индия задалась целью сделать себя физически непривлекательной в глазах Чарли, следовало объяснение, почему она так поступила – потому что всегда питала отвращение к сексу. «Поверьте, именно она настояла на браке и не отстала от Чарли, пока тот не женился на ней. И вот теперь она требует, чтобы он содержал ее, потому что, скажите на милость, как можно прожить, занимаясь каким-то там иглоукалыванием? Из-за нее он вынужден работать, как вол. При этом – обратите внимание! – она не считает своим долгом делить с ним постель. Я была против его женитьбы на ней. Они были слишком юными, зато теперь, если Индия решит заиметь ребенка, честное слово, я не удивлюсь. Думаю, именно этим она сейчас и озабочена. И если вдруг она забеременеет – Боже упаси! – что тогда? Я скажу вам, что. Чарли до конца своих дней угодит в капкан».
Похоже, Каролина совсем не замечала, что постоянно противоречит самой себе, иногда даже в одном письме. Казалось, что она начинала писать, чтобы выплеснуть все, что накопилось в ее душе, и потом уже не контролировала себя. Однако Барбаре и Уинстону в течение той долгой ночи не давал покоя другой вопрос: почему Клэр Эббот сохранила эти письма, зачем распечатала их, выделила в них цветными маркерами отдельные абзацы, сделала на полях ссылки на странные имена и числа, а также загадочные аббревиатуры. Увы, пока у полицейских не было ответа на эти вопросы. В конечном итоге они устали – как от самого чтения, так и от тщетных попыток разгадать мотивы, подвигнувшие обеих женщин – и Каролину, и Клэр – к этой переписке.
Перед тем как сесть за стол, каждый со своей пачкой писем, Уинстон подробно рассказал напарнице о своем визите в Шерборн, к местному психиатру – доктору Карен Глобус, чье имя упоминалось в дневнике Клэр. Сначала – как они и предполагали – доктор Глобус наотрез отказалась разговаривать с ним, не говоря уже о том, чтобы подтвердить знакомство с Клэр Эббот. Не помогло даже служебное удостоверение в руках у Нкаты. Что делать? Пришлось познакомить эту даму с обстоятельствами смерти ее знакомой, что, в конце концов, развязало ей язык, резко улучшило память и помогло найти необходимые папки. Как выяснилось, знаменитая писательница приходила к ней отнюдь не в качестве пациентки.
– По крайней мере, так она сказала, – уточнила психиатр.
– А в качестве кого, если не секрет? – спросил Уинстон.
– В качестве автора, который собирает информацию для написания книги. В данном случае, речь шла о насилии над детьми. Клэр Эббот попросила о серии интервью на тему долгосрочных эффектов сексуального насилия над ребенком в раннем возрасте, – пояснила доктор Глобус, – однако в ходе наших бесед стало ясно, что этот ребенок – не кто иной, как сама Клэр.
Барбара тотчас навострила уши. Коллега же пересказал ей свой разговор с Карен, которая, как выяснилось, была не только психиатром, но также и феминисткой, чья работа на тему женского обрезания в Великобритании в свое время всколыхнула страну. Так что Клэр Эббот прекрасно знала, кто такая доктор Глобус, а та, в свою очередь, была знакома с деятельностью Эббот.
– Иногда, – сказала Карен в разговоре с Уинстоном, – знаменитостям – таким, как, например, Клэр – трудно подойти к больной теме напрямую. В таких случаях предпочтителен окольный путь. Думаю, что ее «сбор информации» – это не что иное, как попытка разобраться в тревожных, глубинных аспектах собственного прошлого.
– Это ее собственный брат, Барб, – пояснил Уинстон. – Он изнасиловал ее, когда они были детьми.
– Это было в одном из писем, – ответила Хейверс. – В смысле, в одном из писем Каролины. Она там много пишет по этому поводу.
По словам врача, Клэр утверждала, что, еще будучи студенткой в Оксфорде, сумела выбросить эти травмирующие воспоминания из головы. «Там она посещала психоаналитика». Но поскольку Эббот пришла поговорить о том, как проявляют себя эти детские травмы в зрелом возрасте, психиатр посчитала, что в ее нынешней жизни что-то было не так.
Однако до этого они так и не добрались, уточнила доктор Глобус. Потому что двенадцать их продолжительных бесед были посвящены самым разным темам, но только не этой. Из Эббот невозможно было вытянуть больше, чем она была готова признать. И хотя эти разговоры начинались с обсуждения сексуального насилия над ребенком и его последствий во взрослой жизни, постепенно они переключились на такие темы, как хроническая тревожность, биполярные расстройства, психологическая зависимость, корни пассивной агрессии и нарциссизм, а также пограничные и навязчивые состояния. Клэр постоянно делала заметки и задавала вопросы, причем очень много.
– Ничего удивительного, – подвела итог Карен. – Она ведь не только писатель, но и на редкость умная женщина.
Читая письма Каролины, Барбара и Уинстон беспрестанно бились над разгадкой вопроса – к чему все это? «Это» касалось не только откровенных писем Голдейкер своей работодательнице, но и бесед Клэр с доктором Глобус. Ближе к концу этого изматывающего вечера, проведенного в чтении, обсуждениях и даже спорах, – по поводу Каролины и ее работы у Клэр, самой коллекции писем и тематики бесед с психиатром, – коллеги пришли к выводу, что возможны два варианта: или Эббот пыталась понять другую женщину с тем, чтобы как-то ей помочь, или же, что куда вероятнее, они получили в свои руки новые свидетельства того, что Клэр пыталась от нее избавиться, причем с как можно меньшими последствиями. Подслушанный разговор – «между нами все кончено» – похоже, служил тому подтверждением.