Он поднялся на крыльцо и позвонил в дверь.
Долгое время ответа не было, и Гюнтер снова нажал золоченую кнопку звонка. Он знал, что хозяйка наблюдает за ним через путаницу плюща, и помахал рукой в направлении окна.
– Откройте, Ева. Я друг, вам нечего бояться.
Он не ждал, что она поверит ему. Недаром же убралась из Гамбурга, хотя, по словам Кельта, прожила там много десятилетий. Те, кому нечего бояться, не закрывают окна густой растительностью.
Дверь скрипнула, и в проеме показался внимательный серый глаз, слегка раскосый, татарский. Над ним – белая крашеная прядь волос, под ним – дымящаяся папироска. Дверь все еще оставалась закрытой на стальную цепочку.
– Я видела, как ты шлялся вокруг, разглядывал дом. Не думай, что я такая дура.
Это будет непросто, мысленно вздохнул Гюнтер.
– Откройте, пожалуйста. Мне нужно поговорить с вами о Тидреке.
Цепочка задрожала. Еще минуту серый глаз разглядывал гостя, затем цепочка со стуком соскочила вниз, и дверь открылась.
Еве было на вид лет двадцать пять. Лицо ее Гюнтер нашел слегка широковатым, скуластым, но привлекательным. Белые, словно солома, волосы падали на хорошо развитые, почти мужские плечи. В серых глазах плясали лукавые искорки-бесенята, она смотрела на Светлого мага, оценивая каждое его движение и слово, будто готовилась внезапно вцепиться ему в волосы и выцарапать глаза. Одной рукой она небрежно запахнула махровый белый халат, оставив на виду загорелую ложбинку между грудей; в другой руке дымилась упомянутая папироска.
– Что с Тидреком? Старого дурака наконец упекла в подземелье Инквизиция? Или он напился и упал в пропасть?
Ева старалась выдавить из себя побольше сарказма, но Гюнтер понял, что Тидрек все еще ей небезразличен.
– Я как раз хотел у вас узнать о нем.
– Что узнать, сладкий мой? Я его не видела много лет.
– Но вряд ли дольше, чем его не видел я.
Она снова оценивающе оглядела Гюнтера с ног до головы. Да, он выглядел как восемнадцатилетний юнец, но оба они знали, что внешность мага бывает обманчива.
– Тидрек бросил меня и уехал, в пятьдесят шестом году.
– Куда уехал?
– О Матерь Божия, зачем тебе этот старый брюзгливый павиан? Не хочу о нем даже вспоминать. – Женщина демонстративно отвернулась.
– Куда уехал Тидрек, он сказал вам? – он слегка повысил голос.
– А катись-ка ты к дьяволу, мой сладкий.
Ева сделала попытку захлопнуть дверь, но Гюнтер ждал этого и подставил плечо. Женщина навалилась с неожиданной силой – однако он оказался сильнее и медленно вдавил ее вместе с дверью в прихожую. Губы ее шевельнулись, в серых глазах сверкнули далекие зарницы – но Ева тут же отступила с глухим звуком, напоминавшим рычание дикой кошки. Гюнтер прекрасно понимал, что она чувствует, – те же самые невидимые цепи связывали сейчас его руки, та же невидимая печать запечатала его уста, закрывая дорогу в Сумрак.
– Придется нам немного побыть людьми, – усмехнулся он.
– Тогда я вызову полицию. Это будет по-людски.
Гюнтер покачал головой, приоткрыл полу плаща, демонстрируя «Скорпион-61».
– Ублюдок поганый, – улыбнулась женщина.
Будто пародируя своего гостя, она раскрыла левую полу халата, затем вторую, наконец сбросила его целиком, оставшись в одних кружевных трусиках цвета незабудок. Она стояла перед ним, растрепанная, нагая, тяжело дыша, с дымящейся папиросой в зубах – словно танцовщица в стриптиз-клубе после долгих упражнений вокруг шеста. Гюнтер захлопнул входную дверь.
Ева вдруг с улыбкой скользнула к нему босиком по паркету, остановилась на расстоянии вытянутой руки. Ее упругие красивые груди с готовностью уставились на мужчину – но он смотрел куда-то в глубь дома.
– Что это за мерзость?
Женщина оглянулась. По перилам лестницы, ведущей на второй этаж, осторожно спускалось заросшее редкой черной шерстью невероятно уродливое существо, отдаленно напоминающее большую лысеющую крысу.
– Это Ангел. Мой ай-ай. Мадагаскарская руконожка.
Гюнтер жестом отправил Еву в зал: идем, нечего стоять в прихожей.
– Предупреждаю, – усмехнулась женщина, – этот ай-ай – боевой оборотень. Если ты обидишь меня, тебе не поздоровится.
– Оденься, пожалуйста. Здесь холодно, ты простудишься.
Женщина рассмеялась и как была – голышом – бросилась на белый кожаный диван у стены. Гюнтер опустился на стул напротив, невозмутимо разглядывая просторную гостиную. В углу без звука работал большой цветной телевизор, на экране мелькали знакомые лица Кеннеди, Фиделя Кастро, Хрущева. Журнальный столик у дивана завален журналами мод, книжками в мягкой обложке, шкатулками с разными женскими мелочами. На белых стенах висели пошленькие эстампы и фотографии кинозвезд с фальшивыми автографами. Вот, значит, как живет скромная Светлая волшебница в Германии. Он вспомнил простенькие комнатки в советских общежитиях, где ютились по три-четыре фабричные девушки, и понял, что их наполненное суетой жилье с общей кухней, очередью в уборную и дежурством по мытью посуды куда более приятно его сердцу.
Удивленный, перепуганный до смерти ай-ай смотрел на гостя огромными желтыми глазами, механически жуя жесткий лист фикуса.
С этой женщиной не помогут ни уговоры, ни угрозы, ни подкуп, подумал Гюнтер. Только сила. Но не забывай – она тоже по-своему сильна.
– Мне нужно знать, где Тидрек.
Ева рассмеялась. Ловким движением стянула с себя трусики, покрутила их на пальце:
– А если я не скажу, что ты сделаешь со мной, сладенький?
Гюнтер, который за свою долгую жизнь держал в объятиях тысячи женщин (четыре из них были королевами), считал себя привычным ко всему. До этой секунды он думал, что может себя контролировать, но теперь у него появились сомнения.
«Проблема в твоем теле. Оно слишком молодое. Гормоны… тестостерон…»
– Так что ты намерен делать? – Ева бесстыдно раскинула длинные ноги в стороны.
Гюнтер проглотил комок, медленно поднялся со стула, стянул с себя плащ и пиджак, аккуратно повесил на спинку.
Ева рассмеялась, поманила мужчину к себе.
Как она живет здесь совсем одна, почему-то подумал Гюнтер. Заходит ли к ней кто-то, чтобы скоротать вечера в этом маленьком городке? Может быть, она ездит развлекаться в Гамбург? Инкогнито, конечно, – не зря ведь она сбежала оттуда. Общается ли с другими Иными? У нее есть слабенький дар Светлой – наверняка Тидрек сам инициировал ее. Инициировал и сделал своей любовницей…
– Какой ты хорошенький… – Ева явно приободрилась, заметив, что он оставил автомат на стуле вместе с пиджаком. – Иди же ко мне, дурачок. Иди скорей. Или ты импотент?
Когда он был в шаге от женщины, она бросила ему в лицо горящий окурок и сразу же с силой ударила ногой в пах. И снова Гюнтер оказался готов к нападению – он уклонился от окурка и жестко блокировал удар. Лицо Евы исказилось от бешенства. Она сражалась отчаянно, она изрыгала страшные проклятия на немецком, французском и польском, но Гюнтер был сильнее и опытнее. Наконец он скрутил ее, заломил руки за спину.