Дозоры не работают вместе | Страница: 36

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Невозмутимый словно манекен слуга тенью выскользнул из благоухающих сумерек с новым стаканом виски для Розенфельда, зашуршал колотым льдом в чаше.

– Вы считаете, ядерная война возможна? – снисходительно спросил Майк.

– Война не только возможна, она очень близка. В прошлом году Америка расставила в Турции свои ракеты средней дальности «Юпитер», способные долететь до Москвы. Советский лидер, секретарь Хрущев, наложил в штаны с десяток кирпичей, негодуя в прессе по этому поводу. Как вы полагаете, он оставит этот враждебный шаг НАТО без ответа?

– Что он может сделать? – раздраженно сказал Розенфельд, откусывая кончик сигары. – Покажет нам страшную «мать Кузьмы»?

– Хрущев может ответить Америке симметрично.

– Вот как? Он направит свои ракеты на Турцию?

– Зря смеетесь. Пораскиньте мозгами – разве нет у США под носом государства столь же близкого и столь же враждебного к вам, как Турция по отношению к СССР?

Розенфельд не ответил. Конечно, такое государство, вернее – бандитское гнездо, имеется с недавних пор. Но чтобы Советы вот так нагло установили там свои ракеты? Звучит как бред сумасшедшего, хотя… Дайте подумать. Подобные действия потребовали бы передвижения больших масс людей и техники, такие вещи нельзя скрыть от глаз военной разведки. Или можно? А если советские Светлые помогают своему правительству и армии замаскировать эту возню?

Он смотрел на матовые, призрачные огни фонарей, будто плывущих над легкой рябью на черной воде озера, и его окутанное алкогольными парами сознание улетало далеко-далеко. Туда, на многие мили на юг, где вытянулся длинной широкой полосой вдоль тропика Рака покрытый пальмами и сахарным тростником остров. Туда, где по вечерам льется в бокалы янтарный ром и звучит «Гуантанамера». Во что превратился этот прекрасный остров под властью бородачей в кепках цвета хаки?

От Гаваны до Майами при должном везении можно добраться на рыбацкой лодке. Что уж говорить о ракетах…

Майк отхлебнул еще виски и взял британца за рукав:

– Генри, если война и начнется, то не по вине Америки.

– Я никогда не сомневался в этом, Майк.

– Вы не понимаете, – печально сказал Розенфельд, – мы не станем первыми нажимать эту чертову кнопку, вот и все. Поверьте мне, я знаю, о чем говорю.

Генри молча ждал продолжения.

– Однако нас можно спровоцировать. – Розенфельд ткнул коротеньким толстым пальцем в ночь. – И тогда мало никому не покажется.

Если бы он мог, он сказал бы этому чудаковатому фантазеру из Европы: война уже давно идет, но для вас, человечков, она остается незримой – или видимой лишь частично, как макушка гигантского айсберга, спрятанного под холодной темной водой. И когда ты думаешь, что Советы двигаются по планете, как бесконечное стихийное бедствие, и поджигают одну за другой страны, для того чтобы национализировать заводы или сделать свободными чьи-то колонии, ты очень далек от понимания истинной природы их действий. Майк мог бы о многом рассказать этому человеку (в глубине души он все же испытывал к нему симпатию), если бы имел на это право.

Генри простодушно смотрел на грузного, пьяно обмякшего в кресле Майка. Он как большой ребенок, подумал Темный маг. Может быть, стоит как-то использовать его в деле – случайно попавшего в наши сети голубя? Этот его дар, способность к фантазии или что-то вроде того… Хотя он и получен им от Светлого, будет даже приятно насолить Ночному Дозору в каком-то смысле их же руками. Но как можно употребить в деле подобную чепуху?

– Дружище, я должен возвращаться домой, – тихо проговорил Каттермоул.

«Ты останешься здесь сколько мне будет нужно», – подумал Майк, но вслух сказал только:

– Уж скоро, мой друг. Уже скоро.


Принесли фазана с белыми трюфелями, фуа-гра, печеные овощи; изрядно проголодавшиеся молодые Темные набросились на еду. Генри хлестал красное вино, словно лимонад в жаркий летний полдень – и Майк снова с ироничной улыбкой вспомнил о лечении гипнозом. Месье Фери лично сопроводил к столу официанта-китайца с деревянным бочонком на подносе, в бочонке исходил паром приготовленный специально для хозяина краб по-сингапурски.

– Благодарю вас, Лоран. Вы, как всегда, на высоте.

Манящий запах из-под крышки бочонка щекотал ноздри Майка – но что-то отвлекло его внимание. Какое-то облачко тени на дальней поляне за озером. Там, где под сенью гигантских елей мрак кажется особенно непроглядным, что-то двигалось – неразличимое, неясное, притягивающее взор.

Розенфельд забыл о крабе, о своей тлеющей сигаре, забыл обо всем. Он понял, что должен быть сейчас там, в прохладной тишине, подальше от этой беспокойной компании с их развязными шуточками и болтовней о ядерной войне. Близко в чернильном небе проплывала звенящая в ледяных искрах луна. Как странно тихо вокруг, и куда подевались все до единой птицы, что еще недавно кружили над озером? Внезапно Майк понял, что находится уже довольно далеко от пикника, на поляне, среди влажной высокой травы, и его брюки вымокли почти до колен. Он не помнил, как дошел сюда. Оглянулся – у озера по-прежнему сновали официанты, в ярко светящемся павильоне продолжалась веселая вакханалия. Патрик Дэниелс отплясывал ирландский танец, завернувшись в скатерть, Сэм Уокер покатывался со смеху. И только багровый от вина Каттермоул сидел неподвижно, уставившись стеклянным взором в пустоту. Все трое словно не заметили исчезновения шефа.

Майк, покачиваясь, зашагал дальше, прочь от шума и света. Он шел, повинуясь какому-то внутреннему компасу, зачарованный сиянием луны, окруженный густым облаком алкогольных паров. В глубине сознания шевельнулась тревожная мысль («Что со мной?») – и погасла. Розенфельд, маг высшей категории, словно превратился в мальчишку, зачарованного пением сирены. И странное дело, у этого ощущения уснувшей воли был сладкий привкус.

– Я иду к тебе, – шевельнулись посиневшие губы.

Сгусток тьмы на опушке рощи дрогнул и пришел в движение. Заволновался Сумрак, закрутился водоворотом, и сразу же захрустела под ногами стремительно покрывшаяся инеем трава. Воздух почти звенел от проносящегося через него мощного потока энергии.

– Майкл, – донесся издалека глубокий голос, пугающий и влекущий одновременно.

– Я здесь… ты звал, и я пришел к тебе…

Шефу североамериканского Дневного Дозора Стенли Мак-Артуру не требовался телефон для того, чтобы срочно связаться со своими подчиненными. Если нужно было незамедлительно достать кого-то, он перекидывал мысленный канал связи напрямую – через сотни миль. Сейчас этот канал выглядел как убегающий в бесконечность тоннель из клубящегося мрака, в глубине которого плавала крошечная фигурка, объятая бледным пламенем. Горячий пот катился по вискам, по голому черепу Розенфельда и сразу остывал, уносился к луне белым паром. Глубоко в подвалах «Шэйкенхерст Мэнор Хаус» заволновались в своем волшебном сне скованные алмазными цепями чудовища тамплиеров.