Но как же мама переносила эту крепкую связь дочери с отцом, не упрекала ли ту в неблагодарности и черствости?

– …она талантливо прикрывала папину неграмотность, его слабости, – признавалась Л. Гурченко. И добавляла, что после смерти отца в семье «начался бурный раскол»: – Все, что исходило от меня, – все разбрасывалось, расшвыривалось. Кроме денег. Деньги мама очень ценила. Жизнь такая была.

Удивляясь тому, что происходило в семье после потери хозяина, актриса не стеснялась рассказывать о перипетиях, происходивших с ее матерью. На весь свет выносила она свои трудные наблюдения, давалась диву, как старость меняет не только внешность, но и внутренний мир человека. Рассказывала, возможно, для того, чтобы самой в дальнейшем избежать подобных метаморфоз.

«Странные вещи стали происходить в отношениях с мамой. Она изменилась. Ей давно, очень давно не нравилось, что Костя [7] в доме хозяин, что все деньги у него. Она это, видно, затаила и, конечно, когда меня не было, подтачивала его.

«Понимаете, Костя, я всю жизнь прожила с человеком старше себя. Это очень трудно. У вас еще есть шанс. Надо его использовать».

Она люто возненавидела папу.

«Ну, мам, я же уже родилась. Это все у вас было до меня. Что ты его ругаешь?» Ну, не знаю, не знаю я такой любви, как у них. Такой я больше не встречала никогда. И нигде, и ни у кого. Иногда у мамы были «проблески», и она сама об этом рассказывала с упоением и становилась молодой и красивой.

После книги, где я так бешено влюбленно пишу об отце, нашлись «добрые» люди, которые ей писали и звонили: что же, Лёля, ты мать, разве Марк такой необыкновенный? Что это Люся его так превозносит, что же ты, Лёля? Не давай себя в обиду.

Злые языки страшнее пистолета. Это точно.

«Знаешь, Люся, а ведь музыкальность у тебя от моего отца. Он прекрасно пел. Это от нашей семьи. Ведь у твоего папы есть сын от Феклы, а он немузыкален». Откуда кому было знать, что в нашей семье была такая игра, где папа якобы был глава. А на самом деле все решала мама. Она «шея». Поворачивала куда хотела. «Лёль, быстро купи себе ети часы, а то я передумаю». – «Люся, как он может «передумать», если все деньги у меня, хи-хи-хи…»» [8]

Описывая свою родительницу, Людмила вспоминала разные характерные особенности. К примеру, с раннего детства она усвоила, что если мать стояла, крепко сжимая кулаки, – верный признак того, что она еле-еле себя сдерживает.

А еще ее мать всю жизнь не могла побороть вредной привычки. Это пристрастие затем оказалось и у дочери Людмилы Марковны Маши. Привычка сближала бабушку и внучку, и вызывала досаду у актрисы, ведь и ее отец терпеть не мог, когда видел жену с папиросой.

«Папа всю жизнь после войны преследовал маму за курение. Но она все равно курила тайком. И если не успевала точно рассчитать папино возвращение, она вскакивала в испуге и махала руками, разгоняя дым. А папа тихим угрожающим голосом говорил: «Затуманиваете, Елена Александровна? Ну, я вам щас затуманю!» Это обращение на «вы» ничего хорошего не предвещало. И мама со скоростью пули вылетала во двор.

«Во, брат, як з дитями на массовки, так ели ходить, а тут – блысь, и нима! Во человек, мамыньки родные! Ну, што ты скажиш…»» [9]

Многие женщины СССР, пережившие военное лихолетье, оказывались зависимы от табака. Утверждают, что многие как раз в войну-то и научились курить, ибо табак хоть как-то отвлекал от постоянной тревоги, перебивал и часто мучивший голод.

Примерно 1939-1940 год. «Люся в детском саду в Харькове. “Мой первый жених Семочка”, – улыбалась она, глядя на фото. Вот он катает её на санках». (Сергей Сенин)

Люсе исполнилось пять лет, когда на ее счастливый город, на ее беззаботное детство страшным испытанием обрушилась война. Ее обожаемый отец вскоре ушел на фронт «бить проклятых гитлеровцев». Несмотря на инвалидность и непризывной возраст, этот мужественный человек пошел навстречу новым испытаниям.

Глава 5. Прекрасные песни, светлый праздник Первомая, лучшее в жизни время – «до войны»

Чтобы понять, насколько незатейливо и благодатно жилось ребенку в конце 30-х годов в большом городе, нужно просто привести заметки-воспоминания самой Люси Гурченко.

«…я родилась в «музыкальной» семье. А точнее – я родилась в музыкальное время. Для меня жизнь до войны – это музыка!

Каждый день новые песни, новые мелодии. Они звучали по радио и на улицах; с утра, когда папа разучивал «новый» репертуар; вечером, когда приходили гости; у соседей на пластинках. Песни и мелодии я схватывала на лету. Я их чисто пела, еще не научившись говорить.

Папа и мама работали в Харьковском Дворце пионеров. Это был новый красивый Дворец. Он находился на площади имени Тевелева. В большом мраморном зале посередине стоял квадратный аквариум. Там плавали необыкновенные красные пушистые рыбки.

В перерывах между массовками мы с папой бежали к аквариуму: «Дочурка! Якеи рыбки! Я ще таких зроду не видев. Якая прелесь… божья рыба…» Мама всегда портила ему настроение: «Марк, ты хоть рот закрой. Сорок лет на пороге… Хуже Люси… хи-хи-хи». – «Леличка, ну яких сорок? Ще нема сорок, зачем человеку зря набавлять?» И папа, взяв меня на руки, посылал в мамину спину: «Во – яга! Мамыньки родныи… Ну? Ета ж чистая НКВД! Ничего, дочурочка, зато папусик в тибя самый лучий!»

Ну, конечно, самый лучший! Самый необыкновенный! Я обнимала его, прижимала его голову к своей. Мне было его жалко» [10] .

Или вот – она – беззаботная малышка вместе с такими же сорванцами разгуливает по улицам, находя и разглядывая самые интересные места.

– …вижу свой дом в Мордвиновском в Харькове, где мы, дети, подсматривали за службой в синагоге, которая стояла рядом с моим домом. А потом синагогу переделали в планетарий. А теперь нет моего дома. Его снесли. А синагога действует. Сколько же пройдено, чтобы мир сдвинулся к этой минуте. Как все интересно. Как все непредсказуемо.

Последнее воспоминание нахлынуло на актрису и эстрадную певицу Гурченко во время выступления в Израиле – когда уже минули долгие десятилетия после окончания той самой кровавой войны 1941-1945 гг., а она сама давным-давно стала знаменитой. На дворе стоял ноябрь, месяц, в котором таилась самая значимая для советских граждан дата – день Октябрьской революции.

– Ноябрь – не просто ноябрь. Это 7 Ноября. Советский праздник. Суббота. Шабат. Я стою на сцене. За моей головой большая шестиконечная желтая звезда. В зале народу-народу… Многие мужчины в шапочках-кипах. В первых рядах ветераны войны с орденами и медалями. И я пою песни войны. И плачу…