– Агентов тоже много, – Арг обернулся и наградил Киф каким-то странным взглядом, словно испытывал симпатию или хотел пригласить на свидание – она так и не поняла.
Они остановились возле высокого, уходящего в густое синее небо дома. На подземной стоянке было тихо и прохладно. Арг остановился на зарезервированном месте. Вахтер подбежал открыть дверь. «Нет, к черту работу здесь», – подумала Киф. Молодой вахтер широко улыбался им, почти раболепно.
– Быть художником не так уж и плохо, – сказал Арг, словно прочитав мысли Киф, когда они вошли в лифт.
– Не говорите мне, что плохо, а что нет, – буркнула она.
Кабина лихо понеслась вверх.
– Не нужно считать меня тираном, – сказал Арг. – Это хорошая сделка. Вы получите деньги, спасете дочь, успеете побыть с ней.
– Просто заткнитесь.
Они вышли из лифта. Коридор был широким, кристально-белым. На стенах висели картины незнакомых Киф живописцев. В художественной школе, куда отправили ее в детстве мать и сестра, Киф была одной из лучших, но эти картины…
– Кто их нарисовал? – спросила Киф Арга.
Он пожал плечами.
– Это не классики и не новые знаменитости, – сказала Киф.
– Может быть, просто друзья или знакомые? – предложил Арг.
– Но ведь это же мазня! Всего лишь мазня!
– Подружитесь с хозяевами дома, и они повесят здесь ваши картины. – Теперь Арг выглядел усталым, и Киф вдруг поняла, что когда-то агент был таким же, как и она. – Постарайтесь просто не думать об этом, – посоветовал Арг. – Это другой мир, другие люди, другие жизни.
Хозяева квартиры встретили их в такой же белой, как и коридор, гостиной: безвкусной и совершенно необжитой. Дряхлая старуха подошла к Киф и протянула ей сухую, морщинистую руку. Арга старуха, казалось, и не замечает.
– Меня зовут Овет, – сказала она, изучая Киф жадным взглядом.
Киф кивнула, назвала свое имя. Муж Овет сидел за пианино. Ему, казалось, было плевать на Киф. Он играл – идеально, но бездушно. У него было морщинистое лицо, обезображенное множеством пластических операций. Затем Киф заметила его руки – молодые.
– Нерр, дорогой, – позвала его старуха жена, – поздоровайся с Киф.
Старик с молодым телом сфальшивил последние ноты бездушной мелодии, обернулся, смерив Киф взглядом, словно это она виновата в том, что он плохо сыграл, но тут же просиял, перевел взгляд на Арга и кивнул ему.
– Впечатлен, – улыбнулся он. – Я думал, ты найдешь уродину или полукровку, а эта… – он обошел вокруг Киф. – Эта мне нравится.
– Тебе правда нравится? – с надеждой спросила старуха Овет.
– Абсолютно. Даже голова.
– Ну, голова будет моя, а вот тело… – глаза старухи вспыхнули нездоровым блеском.
– Мне нравятся ее бедра, – сказал Нерр.
– Грудь можно будет увеличить, – сказала Овет.
– Нет. Грудь пусть останется оригинала.
– Я вообще-то здесь! – потеряла терпение Киф.
Старики растерянно переглянулись, посмотрели сначала на агента и только потом на Киф.
– Как ваша дочь? – неожиданно учтиво спросила Овет.
– Без изменений, – машинально ответила Киф.
Старуха кивнула, изобразила сожаление. Старуха, которая скоро будет обладать ее телом. Этим самым обыкновенным, но все-таки ее телом. А муж старухи, Нерр, он будет лапать это тело, разглядывать.
– Мои представители встречались с доктором Акра, – сказал старик. – Шансы на исцеление вашей дочери, если начать лечение в ближайшие дни, пятьдесят на пятьдесят.
Киф не сомневалась, что говорить ему с ней неохота. Он уже получил свое тело. До старухи, возможно, ему не было дела. Она просто была. Просто хотела омолодиться, как и он. А старик… Старик предпочел бы, чтобы она умерла. Киф не сомневалась, что все именно так. Она не была психологом, но она знала все о мимике, о лицах. И знания эти говорили ей, что старик не хочет, чтобы она была сейчас здесь. Ему не нужна старая голова жены на новом теле. Он хочет молодое тело и молодую голову. Будь Киф шлюхой, которую Арг привез старику на ночь, он и то смотрел бы на нее с большим интересом и меньшим пренебрежением.
– Хотите что-нибудь выпить? – предложила Овет.
Киф отказалась.
– Что-то не так? – старуха пытливо заглянула ей в глаза. – Вам что-то не понравилось?
– Мне? – растерянно переспросила Киф.
«Да, черт возьми, мне не понравился ваш муж! Мне не понравились вы! Мне не понравились ваши картины в коридоре!» – вот что она хотела сказать, но потом… подумала о своей дочери и поджала губы.
– Я просто нечасто бываю в Верхнем городе, – соврала Киф.
Старуха широко улыбнулась, став похожей на жабу.
– Это нестрашно, – сказала она. – Мы все понимаем и не требуем от вас ничего особенного.
– Можете вести себя как в Нижнем городе, – небрежно добавил Нерр, словно специально хотел сорвать эту сделку.
«Да так оно и есть», – подумала Киф, но отступать она не собиралась. Сомнений не было. Арма. Только Арма. Гордость можно оставить на потом. Киф грустно улыбнулась. «Какое «потом», черт возьми?» – кисло подумала она.
– Сколько у меня будет времени после того, как мы заключим договор? – спросила Киф старуху – будущую хозяйку своего тела.
– Один год, – спешно сказала Овет.
– Один год? – Киф ожидала меньшего. Она смерила старуху удивленным взглядом.
– Не волнуйтесь, она протянет и больше, – хмуро сказал Нерр.
Жена цыкнула на него, подчеркивая обиду. Киф решила не обращать на супружеские перепалки внимания.
– Могу я увидеть сам договор? – спросила она старуху.
– Можете, но… – Овет смутилась, замялась.
– Что-то не так? – Киф представила, как стоит у палаты своей дочери и ждет, когда смерть заберет ребенка.
– Просто законы не всегда пишут так, как нам бы хотелось, – уклончиво сказала Овет.
– Зачем тогда вы привели меня сюда?
– Не злитесь. Мы все понимаем и… – старуха нахмурилась, тяжело вздохнула и принесла кипу бумаг.
– Это что? – спросила Киф, бегло просматривая основной текст.
– Это договор, – смутилась старуха.
– Здесь ничего не говорится о моем теле.
– Так оно и есть, – подал голос Нерр и неожиданно выругался.
– Когда он получил свое тело, его едва не отправили в тюрьму, – покраснев, спешно пояснила Овет.
– Я плохо разбираюсь в трудностях жизни богачей, – сухо сказала Киф.
– Возможность пересадки головы появилась сравнительно недавно, – осторожно вступил в разговор агент Арг. – Правительство разрешает продажу органов, но в продаже тела целиком видит угрозу. Органы можно заменить имплантатами, тело – нет. Поэтому пересадки разрешены лишь в случае, когда пригодное тело поступает в клинику. Понимаете? Вам придется убить себя.