– Ты ничего не придумала. Твой отец каждый год устраивал такие пикники для почетных гостей.
– Правда? Странно, ты помнишь о моем прошлом лучше, чем я. Я была маленькой, и мать никогда не рассказывала мне об этом. А еще, помню, мы ездили во дворец где-то у моря…
– В дом моих родителей. Теперь это мой дом. А скоро будет нашим.
Внутри у Самиры что-то сжалось.
– Не уверена, что хочу туда попасть.
– Почему?
– Там я была так счастлива. – Она прикрыла глаза. – А теперь мне больно об этом вспоминать. Очень больно. Нет, я не хочу туда.
Остаток пути прошел в молчании. Самира изо всех сил старалась наслаждаться видами и прохладой кондиционера, не обращая внимания на волну жара, исходившую, казалось, от тела Феррана. Это было глупо. У него обычная температура, как и у нее. Почему же, стоит ей оказаться рядом с ним, ее всякий раз обдает жаром? Это бесконечно раздражало ее.
– Вон, смотри, – произнес Ферран.
Самира увидела вдали раскинувшиеся шатры.
– Вижу.
– Вот их лагерь. Судя по дыму, они готовят для нас пир. Если нет, у нас проблемы. Это будет значить, что они недовольны мной.
– А им есть за что быть недовольными?
– Народу всегда есть за что быть недовольными правителем.
– Да. Но лично у меня куда больше причин быть недовольной моим народом. Эти люди украли у меня жизнь.
– Они?
Самира будто услышала невысказанное продолжение вопроса: «А не я?»
– Это… сложный вопрос. Обвинять можно многих. Но не меня. – Она почувствовала, как знакомая волна гнева поднимается в ней. – Я была ребенком. Мне было шесть лет. Я ни в чем не была виновата. И все же вынуждена жить с этим.
– Ты права, – произнес шейх. – Ты ни в чем не виновата. Но ты пострадала. Тебе остается лишь принять это. Принять жизнь, которой ты жила. И начать новую.
Его слова согрели ее сердце, словно мягкие щупальца. Заставили почувствовать себя в безопасности. И в ловушке. Она не знала, стоит ли ей бороться с этим чувством – или сдаться на его милость.
– Ты готова?
Самира понимала, что Ферран говорит о встрече с бедуинами. И все же в его словах был и другой смысл.
– Я готова. – Она медленно кивнула.
Кажется, впервые за все это время она была уверена в своих словах.
Бедуины с энтузиазмом приветствовали их. Ужин их уже ждал. Они поспешно освободили для Феррана и его невесты места во главе стола.
Ферран был рад, что они явно одобряли его выбор невесты. Для людей пустыни, кочевавших у самых границ, отношения Кадры с соседями были куда важнее, чем для жителей городов. И дело было не только в торговле и налогах. Для них это был вопрос выживания. Доброжелательность соседей гарантировала, при необходимости, пищу, воду, убежище, медицинскую помощь – все, необходимое для выживания. Ферран всегда помогал им в нужде, но он не мог в любой момент прийти им на помощь.
Шейх кинул взгляд на Самиру. Она сидела рядом с ним, поджав под себя ноги, положив руки на колени. Она явно чувствовала себя свободнее, чем на пресс-конференции, и все же он не мог понять, не смущает ли ее такое обилие людей.
Он не хотел, чтобы она испытывала страх. Почему-то эта мысль показалась ему откровением. С чего бы? Она будет его женой, и защищать ее – его обязанность.
Может, он просто боялся, что вновь не сможет защитить ее?
Постаравшись отбросить эту мысль, Ферран огляделся. За торжественным ужином собралась большая часть племени. Семьи сидели вместе. Дети бегали вокруг, болтая и хохоча. Старейшины расположились рядом с шейхом и его невестой на мягких подушках и соломенных циновках. Это было совсем не похоже на огромный, тяжелый обеденный стол, который заказал для дворца его отец. Такой формальный. Сделанный в Европе.
Здесь Феррану нравилось больше. Здесь была истинная Кадра. Ее народ. Ее история.
– Шейха…
– Что? – Самира повернула голову к заговорившему к ней старейшине, явно изумленная тем, что к ней обращаются.
– Что вы думаете о сегодняшней политической обстановке в Джахаре?
– Она… стала лучше, – медленно ответила Самира. – Конечно, королевская власть уже не вернется, по крайней мере в прежнем виде. Сегодняшний режим не идеален. Но после смерти прежнего лидера в стране стало больше законности и демократии. Вероятно, сейчас это лучший вариант для страны.
– Думаете, теперь наши страны снова смогут быть вместе?
– Трудно сказать. – Самира изогнула бровь. – Но я надеюсь, теперь, когда я выхожу замуж за представителя семьи Башар и собираюсь жить здесь, правительство Джахара не будет считать меня угрозой. Так что мне это поможет. Что же до остальных… думаю, по крайней мере, этим мы сможем залечить старые раны.
Ферран медленно кивнул:
– Если она сможет простить меня, то и Джахар сможет меня простить.
– А если Ферран сможет простить боль, которую причинила ему моя семья, – медленно и значительно проговорила Самира, – возможно, Кадра тоже простит.
– Смерть ваших отца и матери была большой потерей, – обратился старейшина к Феррану.
– Да, – отозвался Ферран.
– Выбирая невесту, вы сделали отличный выбор, – продолжал старейшина. – Воистину мудрый выбор для нас всех.
– С этим я полностью согласен, – кивнул шейх.
– Что ж, спасибо, – откликнулась Самира.
– Это правда, – улыбнулся он.
Старейшина повернулся в другую сторону, но шейх по-прежнему смотрел на Самиру.
– Мне приятно, что я могу быть полезной в твоих политических играх, пусть даже как пешка.
– Это лучше, чем разжигать войну. Что было бы с этими людьми, если бы ты убила меня? Или если бы я заточил тебя в тюрьму? Свадьба лучше и тюрьмы, и смерти.
– Такие истины следует вышивать на подушках.
– Это поэтично.
– Весьма.
– Но ведь оба мы не романтики, так? – Он внимательно наблюдал за ней, силясь угадать ее ответ. Она всегда была настороже, и шейх не знал, сумеет ли когда-нибудь ослабить ее оборону.
– Нет, конечно, – бесстрастно откликнулась Самира.
– Ты когда-нибудь улыбаешься, habibti? – вдруг спросил Ферран.
– Что ж, habibti – это уже лучше, чем маленькая гадюка. И… нет, улыбаюсь я нечасто.
– Плохо.
– А ты когда-нибудь улыбаешься, Ферран?
– Редко.
– Может, мы просто не можем позволить себе подобную роскошь? – Самира склонила голову к плечу.
– Может быть. Но я шейх. Я многое могу. Может, мне начать инвестировать в улыбки?