Она бы поступила так же.
И его бы она убила, если бы смогла. И что дальше? Остаться одной, с выжженной душой и чувством, что ее честь погибла, потому что она дала волю гневу, забрав чужую жизнь?
– Теперь ты знаешь, что я за человек, Самира, – глухо произнес Ферран. – И почему я не могу позволить чувствам взять надо мной верх. Я не лучше, чем он. И не сильнее.
Что ж, она тоже была не лучше. Она готовилась убить его – так же, как убивал ее отец.
Она посмотрела в пустые, безжизненные глаза Феррана, и ей показалось, что она видит в них шрамы души, оставшиеся после того дня. Раньше ей было легко думать, что он выбрался из того ужаса не пострадав. Он сохранил страну. Сохранил дворец. Остался победителем. А значит, был в долгу перед ней за то, что было у нее отнято.
Но сейчас, глядя на него, она чувствовала в глубине души, что в тот день он многое потерял и ничего не приобрел. Да, этот мальчик, которого обстоятельства вынудили стать мужчиной, унаследовал трон. Да, у него был дворец, у него была власть.
Но он потерял собственную душу.
Вот почему теперь он совсем не походил на себя прежнего. Дело было не только в годах.
Она все еще пыталась выдернуть руки из его хватки, но он держал ее крепко, глядя ей прямо в глаза.
– Как ты смел заставить меня себя жалеть? – Слезы текли по ее щекам, сердце раздирали гнев и боль. И желание. Куда более отчаянное, чем тогда, в оазисе.
Теперь она все понимала. Она почувствовала желание с первого мгновения, когда глаза их встретились там, в полумраке спальни. И больше не покидало ее, оставаясь с ней каждый день, проведенный во дворце. Но пока его скрывали стыд и гнев, ей было сложно распознать его. Но теперь она знала точно. Знала, потому что любое его прикосновение заставляло ее воспарять в рай и снова падать на землю.
– Как ты смел? – срывающимся голосом повторила она. – Как смел ты позволить мне желать тебя? Я должна ненавидеть тебя. Должна убить тебя.
Она потянулась к нему губами. Выпустив одну ее руку, он пропустил пальцы сквозь ее волосы и потянул ее голову назад, отворачиваясь.
– Зачем ты это делаешь, Самира? – прорычал он.
– Я не знаю, что еще могу сделать, – откликнулась она.
– Ты должна бежать от меня, малышка.
– Я не побегу, – упрямо сказала Самира. – Я готова встретить любую угрозу лицом к лицу.
Она вновь потянулась к нему. На сей раз он поддался, крепко прижавшись к ней, почти впечатав ее спиной в стену. Она видела в его глазах страсть.
– Ты не испугаешь меня, Ферран Башар.
Ее сердце колотилось как бешеное, каждый его удар отзывался болью. Если бы хотела, она бы вырвалась из его хватки в одну минуту. Но она не хотела отталкивать его. Даже теперь.
– Хочешь, чтобы я сбежала, трус? – спросила Самира. – Потому что ты боишься меня? Потому что боишься устоять перед искушением?
Это было уже слишком.
Он жадно набросился на ее губы. Его поцелуй не был нежен – нет, он был страшен, словно Ферран все-таки стремился напугать ее. Да, его страсть была опасной. И все же она не боялась.
Она ответила на его поцелуй со всей силой чувств, бурливших в ее душе, вложив в поцелуй все свое сексуальное желание, жившее в ней с того дня, как она впервые вошла во дворец с сердцем, пылавшим жаждой мести. Раньше она была слишком невинна, чтобы распознать его. Но теперь пелена спала с ее глаз. Она больше не могла ненавидеть его. Она могла лишь вложить все свои противоречивые чувства в поцелуй. По крайней мере, он не угрожает им смертью.
Наконец Ферран оторвался от ее губ и, сжав ее кисти, поднял их высоко над головой, прижав ее к стене и глядя на нее потемневшими глазами.
– Почему же ты не бежишь?
– Потому что ты мне кое-что должен, – задыхаясь, ответила Самира. – Я никогда раньше не целовала мужчину, потому что мне было страшно. Ведь защитить меня было некому. Я никогда не дерзала желать ничего, помимо воды и пищи. А теперь у меня есть желание. И ты должен его удовлетворить. Я хочу тебя. Ты заплатишь долг своим телом.
– Ты хочешь моей любви, Самира? После того, что я сказал тебе?
– Я ее требую.
Он склонился над ней, обжигая ее шею своим дыханием. Его шершавые губы коснулись ее уха.
– Ты понимаешь, о чем просишь, маленькая гадюка?
– Я прошу тебя, – ответила Самира, – чтобы ты вошел в меня. Как мы договаривались. Ты, кажется, считаешь, что я не знаю, чего хочу. Но я не позволю тебе столь неуважительно обращаться со мной.
– Ты не права, Самира. Я думаю, ты всегда знаешь, чего хочешь. Но я уверен еще и в том, что не всегда ты хочешь того, что действительно хорошо для тебя.
– Мы все хотим того, что несет нам вред. Торта, например. Или мести.
– Или секса, – произнес Ферран.
– Да. Или секса.
– Ты хочешь этого? Хочешь, чтобы я выплеснул в тебя желание, накопившееся за шестнадцать лет?
– Я требую этого.
Одним движением Ферран подхватил ее на руки и понес. Она прижала руки к его груди. Его сердце колотилось, словно хотело выпрыгнуть из груди.
– Ты получишь то, чего требуешь. – Бросив ее на кровать, он сдернул через голову рубашку, обнажив перед ней свое тело. Ей оно казалось совершенством. Оно было красиво не утонченной, рафинированной красотой, а своей дикой, устрашающей мужской мощью. – Но помни, дорогая, что здесь твои требования заканчиваются. Теперь ты принадлежишь мне. – Он провел пальцами по ее щеке, не сводя с нее горящего взгляда. – Если хочешь, ты получишь это. Но на моих условиях.
– Это – моя плата, – отозвалась Самира. – Только на это я согласна.
– Но здесь ты просчиталась, моя маленькая воительница. Я буду действовать как завоеватель.
– Все равно я останусь воином.
Самира с трудом дышала, ее мысли путались. Но она и не хотела ни о чем думать. Она хотела лишь прислушиваться к ощущениям своего тела. Потому что желание отдаться ему было сильнее, чем саднящее жжение в груди.
Дотянувшись до его брюк, она потянула их вниз. Увидев его обнаженным, с эрегированным членом, она сдавленно ахнула. Она уже видела его без одежды там, у озера, но сейчас его член поразил ее своими размерами. Но еще больше ее удивила реакция собственного тела. Оно точно знало, что ему нужно. Мышцы ее влагалища пульсировали, внизу живота разливалась сладкая обжигающая боль.
– Я хочу видеть тебя, – сказал Ферран. – Ты обгоняешь меня, ведь ты уже дважды видела меня обнаженным, а сама лишь дразнишь меня обещанием своего тела.
Она сидела ошарашенная, не в силах пошевелиться. Ферран подошел к ней вплотную.
– Это твой долг мне, – произнес он. – Долг за то, что было у меня отнято. За то, что с того самого дня я не прикасался к женщине. Тем более именно ты заставила меня вновь познать желание.