Председатель партии с некоторых пор пребывает вне времени и пространства. При фотографировании с избранными иностранными гостями выручает его улыбающееся фотогеничное лицо.
Наш посол выразил В. Ульбрихту свое непонимание и не скрыл прохладного отношения к затеянному в ГДР преследованию старой гвардии. Первый секретарь ЦК СЕПГ поставил перед Н. С. Хрущевым вопрос об отзыве Г. М. Пушкина домой «по-хорошему». Иначе… Советское руководство спорить не стало, но, назначив посла в центральный аппарат партии на должность, равную тогда положению министра, дало понять, что поведение Пушкина одобряет, а «материалам», посланным послу вдогонку, не верит.
Работу с Пушкиным вспоминаю по-доброму. Вам поведаю историю, ставшую для нас обоих Рубиконом.
В начале осени 1958 г. Н. С. Хрущева озарило – водим мы хороводы вокруг воссоединения Германии, уговариваем три державы и ФРГ, а те ломаются, набивают себе цену. Между тем в руки сам просится Западный Берлин. Не осталось ни буквы, ни запятой из прежних четырехсторонних соглашений, которые бы три державы, не спросив СССР, не отменили или не порушили. Но в отношении Западного Берлина они требуют, чтобы все урегулирования конца войны и послевоенного времени действовали без изъятий и даже с приращениями. Подобный дисбаланс нетерпим.
Объявляем Западный Берлин «свободным демилитаризованным городом». Оккупационный режим отменяется, оккупационные войска выводятся. СССР сдает свои полномочия в части обеспечения внешних связей Западного Берлина властям ГДР, на «территории которой город находится». Четыре державы, два германских государства или ООН гарантируют новый статус Западного Берлина.
В сентябре – октябре 1958 г. нашему отделу поручено изучить проект провозглашения Западного Берлина вольным городом и доложить свое мнение. Г. М. Пушкин, зная, кто автор, не спешит с заключениями. Три державы идею не примут. Если бы мы задумали навязать ее, разразился бы острейший кризис. Попытки воспрепятствовать военным перевозкам в Западный Берлин или из него силой, а также непосредственно вмешаться во внутренние дела города вызовут вооруженный конфликт. Какими могут быть встречные предложения трех держав, как компромиссные, так и ультимативные?
По какой форме докладывать? Обычно наши материалы рассылались через Общий отдел без указания фамилий членов политбюро. Советуем Пушкину условиться с Хрущевым о встрече и, прокомментировав наиболее существенные положения, передать только ему из рук в руки выводы отдела. Заведующий – той же точки зрения.
Время аудиенции назначено. Мы с Т. К. Куприковым на своих рабочих местах поджидаем возвращения Пушкина. Он вернулся совсем скоро. Хрущев, услышав, что его идея не проходит, деталей слушать не захотел. Наш прогноз, что ломка сложившейся практики спровоцирует вооруженный конфликт, он назвал «ерундой».
– Руководители США не такие идиоты, чтобы ставить себя под удар из-за Западного Берлина, – уверенно заявил Хрущев. – Если бы мы даже силой выпроводили их из города, войны американцы не развязали бы.
Такой, в передаче Пушкина, оказалась реакция первого секретаря ЦК и председателя Совета министров СССР. От заслушивания соображений по вариантам он отказался, сославшись на занятость.
Интерес и время для отдела были потеряны Хрущевым навсегда. Мы писали свои бумаги к заседаниям политбюро, выполняли поручения секретарей ЦК Мухитдинова, Кириченко и кого-то еще. В феврале 1959 г. Н. С. Хрущев спрашивает коллег по партруководству:
– А что, отдел Пушкина еще существует?
Ему дается справка – существует.
– Правильно ли, что он существует? Без него не обойдемся?
Кто будет возражать лидеру? Конечно, обойдемся. Принимается решение об «упразднении» отдела.
Почему Хрущев не разогнал наш отдел тотчас, когда выпроводил за дверь Пушкина? Выпятилась бы чрезмерно субъективная мотивировка.
Пребывал ли он в непримиримо задиристом настроении, в пресловутой решимости драться «до победного конца», в любом случае до чьего-то конца, мне неведомо. Фактом оставалось, что советская нота от 27 ноября 1958 г. с ультимативным требованием в течение шести месяцев превратить Западный Берлин в вольный город отражала начальную версию советского лидера. Но начиная с января она стала обрастать как рождественская елка игрушками и бенгальскими огнями.
Прибавили предложение о созыве конференции для выработки мирного договора, который был бы подписан ФРГ и ГДР, если к моменту его готовности не возникла бы «немецкая конфедерация». Наряду и параллельно с переговорами по мирному договору должны были бы вестись переговоры заинтересованных сторон по Западному Берлину. Тональность еще не кооперативная, но все же менее ультимативная. Полугодовой лимит не снимался, но каждому видно – он маркирует не конец маршрута, а начало движения по нему.
Капризная дама судьба. Не без моего участия возник Отдел информации ЦК, призванный заземлить политику на строго выверенные данные. Я же и поспособствовал его кончине. Вслед за тем мне, против желания приписанному к МИДу, еще выпало трудиться над тем, чтобы из лихого замаха Хрущева получилось нечто дельное.
В дипломатическом ведомстве (с 1959 г. я стал работать в его 3-м Европейском отделе) меня ждали открытия. Опыт прежней работы подсказывал – разведай броды до того, как вступишь в воду. В политике это означает прежде всего – подними документы.
Интересуюсь, где документация Европейской консультативной комиссии, Контрольного совета и его органов, имеющая отношение к разделению Германии на зоны оккупации и учреждению четырехстороннего механизма управления ею? Отдельные документы и материалы разбросаны по разнородным папкам и даже по различным отделам министерства. Отсутствует всякая система их учета. Каждый дипломат от атташе до советника волен вести досье так, как заблагорассудится. Правил передачи реферата от одного исполнителя к другому не существует. Хаос, да и только.
Где документы Контрольного совета начального периода его функционирования, в частности определявшие порядок координации действий зональных властей? Я их читал, работая в Берлине, а что-то держал в руках, посещая служебную библиотеку МИДа на последних курсах института и проводя исследования в Комитете информации. Никто не ведает. Возможно, слышу в ответ, их в МИДе уже нет. Часть документации Контрольного совета попала в архивы Министерства обороны или в Центральное государственное архивохранилище. Есть в отделе несколько шкафов с бумагами, не разобранными после переезда (в 1952 г.) с Кузнецкого Моста на Смоленскую-Сенную площадь. Может быть, там.
Ладно. Что-нибудь МИД да писал – справки, обзоры документов и т. п. в канун выдвижения требования о превращении Западного Берлина в вольный город? Писал. Несколько вариантов нот, заявлений, памяток к беседам. И это все? В основном.
Картина удручающая. Неужели и во всех остальных случаях мы полагаемся на Провидение?
Западные дипломаты ломали себе голову, почему Москва не вводит в оборот те или иные неудобные для трех держав прецеденты, документы, доводы. В 1947 г., к примеру, в документах Контрольного совета была совершена запись: Берлин является местом пребывания четырехсторонних органов и одновременно столицей советской зоны. Весь Берлин. Инициаторами записи были англичане, задумавшие пропустить щупальца в восточную часть города и, если получится, в Восточную Германию. Имейся у трех держав нечто отдаленно похожее, оправдывавшее превращение Берлина в землю ФРГ, с Советским Союзом и говорить бы не стали. Пользовались же четыре с половиной десятилетия воздушными коридорами на основании рекомендаций административного департамента, хотя они не были утверждены, как положено, Контрольным советом.