Нижняя половина провала беспрестанно двигалась, оставаясь на одном месте, смещалась из стороны в сторону, чуть искажаясь. Излучаемый осколком свет, сделавший эту рану на теле мира, будто разъедал окружающее, прожигал материю и само пространство. Когда он касался поверхности, то не просто высветлял ее – свет быд ядовит, и вещество реагировало на него болезненными судорогами: все начинало извиваться, корчиться, дрожать. Впрочем, наполняющая пузырь субстанция защищала от убийственного сияния.
– Хорошо, что я внутри, а он снаружи, – пробормотал Тео, щурясь. – Клянусь всеми своими любовницами, прошлыми и будущими, такой свет может сожрать человека заживо!
Пузырь, следуя изгибу дороги, нырнул в пролом. Мгновение темноты – и он очутился в нижней части широкой трещины, где вдруг затрясся из стороны в сторону. Заметив краем глаза, что призрачные механизмы начали содрогаться, Тео подался вперед.
Отколовшийся от желтого утеса осколок не только оставил эту трещину, но и повредил трубчатую дорогу. На ее мерцающих световых стенах протянулась сеть разрывов, а затем дорога исчезла, и пузырь выкатился наружу. Остановившись, затрясся сильнее. Тео ощутил, как плоскость, мягко поддерживающая его седалище, прогибается. Он плюхнулся задом на пол, вскочил, успел схватить меч, видя, как содрогаются, растекаются аморфными облачками геометрические фигуры вокруг. На каком бы принципе ни была основана механика пузыря, теперь она расстраивалась.
А потом сфера лопнула, субстанция брызнула во все стороны, потекла по каменному полу, впиталась в него и пропала.
Тео качнулся, упал на колени, хрипя. Его стошнило светом. Разинув рот, Смолик извергнул из себя поток тускло-синего пузырящегося сияния, выхаркнул мерцающие капли, закашлялся и, очистив, наконец, легкие от наполнявшего шар вещества, смог вдохнуть.
– А-а-а! – выкрикнул он, взмахнув руками, в одной из которых был зажат меч, и выпрямился во весь рост. – Приехали!
Оглядевшись, капитан понял, что пещера состоит не из камня или желе, но из какого-то почти черного, напоминающего уголь вещества. Туннель, где закончилась труба, изгибался в сторону от провала. Сзади лилось ядовито-желтое сияние. Задрав подбородок, Тео ощупал горло, потер лоб. Свет мешал дышать, а еще будто давил на глаза... и на рассудок. Покрутив головой, будто на нем была сорочка с тугим воротником, капитан зашагал по туннелю, прочь от провала.
Черный коридор вывел его в сферическую пещеру, на другой стороне которой было большое, выше человеческого роста, окно.
– Вот так вот, – протянул Тео и остановился, с сомнением рассматривая его. – Ты видишь то, что вижу я, друг мой? Это... это необычно. Нет, я понимаю, необычным было все, что мы видели до сих пор, но это представляется необычным вдвойне – то есть оно кажется таковым на фоне всего остального именно по причине своей обычности... если ты понимаешь, что я хочу сказать. Ведь ты понимаешь, да? – Смолик покосился на оружие в правой руке. Как и прежде, меч не ответил ему.
– Мне заранее не нравится то, что находится за окном. То, что мы увидим, когда приблизимся, – продолжал болтать капитан, делая осторожные короткие шаги. – Потому что, уверен, мы не увидим там трактир «Пьяный Серапион», который стоит возле пристани в туземной части Да Морана. И бордель мамаши Скво также не откроется нашему взору за этим окном... а это что? Гм, напоминает облачный бассейн в гареме владыки Тхая...
Слева от окна в угольно-черной стене был выступ, каменный периметр, наполненный вроде бы обычной водой, но слишком уж чистой, хрустально прозрачной, да к тому же казавшейся густой, плотной. Подойдя ближе, Тео собрался было опустить туда руку, но передумал.
Краем глаза он различал картину, открывавшуюся за окном, но пока что старался не бросать туда прямого взгляда. Глядя в сторону, Смолик осторожно коснулся окна мечом, затем, положив оружие на пол, провел по стеклу пальцем. Ему пришло в голову, что это такое же желе, но застывшее, нечто вроде прозрачной корки, затянувшей квадратный проем, который ведет... проем вел... этот проем выводил...
Теодор де Смол вздохнул и подался вперед, прижался к стеклу ладонями и лбом, при этом страдальчески сморщившись.
Окно вело наружу. В прямом смысле – из него открывался вид за границу мира.
Прошло какое-то время, и в угольной пещере раздалось чириканье. Смолик все еще разглядывал пространство, по которому плыл мир, далекие колонны с усеянной огоньками извилистой поверхностью, размытый свет вверху, серую дымку внизу и разлагающуюся тушу, преградившую путь Аквалону. Над ней парила стая мушек – будто крошечных чечевичных зернышек.
Услыхав посвистывание, он с удивлением повернулся, нагибаясь, чтобы подхватить с пола меч и отразить нападение неведомого врага.
Он успел заметить, как снаружи пронеслось что-то большое, с хищными очертаниями, стремительно всплывшее из глубины, – мелькнуло и пропало за верхним краем окна. Но Смолик не стал поворачиваться обратно. Подняв меч, он замер, глядя перед собой.
На бортике бассейна сидела птичка.
Маленькая и не совсем обычная. Во-первых, она была из мягкого стекла, хотя и мутного, дымчатого. Во-вторых, клюв ее напоминал стержень с дырочками... то есть, подумал Тео, дудочку.
Пичуга повернула голову и засвистела.
– Нет, нет! – выкрикнул капитан, увидев, что происходит в бассейне. – Хватит, не надо! Мне надоели чудеса, все это становится нелепо, я не хочу больше... – Он замолчал.
Мелодия, которую высвистывала птица, становилась все сложнее и быстрее; в ритм с ней жидкость в бассейне подрагивала, выпячивала над поверхностью мелкие волны, изгибала их геометрическими узорами... Мелодия стала еще изощреннее, и тогда жидкость плеснулась, собираясь от стенок к центру, вспухая шаром, а затем расплющиваясь колесом, взмыла, отращивая в нижней части извивающиеся отростки.
– Чтоб ты лопнула! – с чувством сказал Тео.
Внутри взлетевшей над бассейном большой прозрачной медузы медленно разгорался и затухал чистый бело-голубой свет.
Песня смолкла. Взмахнув крылышками, птичка упорхнула, но Тео не обратил на нее внимания.
Свет в теле медузы загорелся ярче, мерцая, чередуя короткие вспышки с длинными, плавными изменениями своей яркости. Потом быстрая волна свечения пробежала по телу от подрагивающего купола до тонких извивающихся щупалец, стекла с их кончиков, пронеслась по воздуху... и влилась в голову Смолика.
Капитан отпрянул, попытался отвернуться, закрыть глаза, чтобы не видеть всего этого, понимая, что свет берет над ним контроль, – но сделать ничего не успел и просто уселся на пол, привалившись спиной к окну.
Теперь сияние было со всех сторон, внутри и снаружи, Тео целиком погрузился в него. Все остальное исчезло; не только пещера с проемом, коридор и провал – весь мир канул в небытие. Свет мигал, струился, менялся, и вдруг Смолик понял, что изменения эти на самом деле – слова. Свет говорил с ним. Он сказал: