В наступившей тишине мальчик поднял руку, почти коснувшись кончиками пальцев розовой опухоли на голове, после чего вновь сел прямо, опустил кисти в пух и заговорил нежным тонким голосом, напевно и безразлично, будто механическая птичка:
– Чиорана Третий, правитель Тхая, Облачное Дитя приветствует тебя и твою самку, шершавый Смол. Ты принес долг?
Когда прозвучало последнее слово, девушка, разглядывающая наложниц, подняла голову.
– Долг? – тихо повторила она.
Мальчик сидел, неподвижно глядя перед собой; глазастое лицо правителя и мертвые, застывшие лики наложниц были обращены к гостям. Правитель зачирикал. Смолк. Голосок прозвенел:
– Облачное Дитя видит, не принес. Что же, шершавый человек, заберем твои корабли.
И тут же три наложницы исчезли в облаках. Одна появилась вновь буквально через мгновение – в руке было короткое копье-трезубец.
– Мои корабли? – произнес Тео. – У меня нет кораблей... – Он замолчал, услыхав сзади шелест. Они с Арлеей оглянулись: две наложницы стояли на коленях, напоминая вырезанные из белого мрамора статуи, занеся трезубцы с тонкими, как иглы, наконечниками. Арлея заметила, как рука Тео немного сдвинулась, прижавшись ладонью к бедру. У нее самой не было оружия, но на ремне капитана висели двуствольный пистолет и меч.
Чиорана зачирикал. Замолчал. Мальчик сказал:
– Облачному Дитя донесли: два древесных корабля, большой и малый. Шершавый Теодор приплыл на них. Они...
– Это мои корабли, – перебила Арлея, шагнув вперед. Когда ее слова прозвучали, мальчик сморщился, как от сильнейшей боли, и едва слышно застонал.
Тео, взяв хозяйку за локоть, потянул назад.
Чиорана все это время оставался в прежней позе. Теперь, прижав затылок к груди сидевшей сзади рабыни, он выпрямился и чирикнул.
Мальчик сказал:
– Для чего эта самка говорит? Необходимо немедленно расплющить ее язык.
Еще раз оглянувшись на тхаек, Смолик произнес:
– Почему оружие не отобрали у входа? Не понимаю... Ладно, не важно. Так или иначе, оно у меня. Я могу его достать. – Арлея заметила, что теперь пальцы капитана сжимают рукоять. Судя по всему, он был готов выхватить пистолет в любое мгновение. – Достать и выстрелить в тебя. Твои самки, конечно, метнут копья, но... Выстрелить я успею. И я хорошо стреляю, ты знаешь. Попаду в лоб. Или в глаз, как захочу. Ты умрешь. Так почему твои моряки не отобрали оружие у входа, Чиорана?
Голова правителя повернулась, огромные нечеловеческие глаза скрылись под веками, тонкими полупрозрачными перепонками, которые тут же поднялись обратно. Он не то чихнул, не то пискнул. Потом еще раз. Еще. Повернулся на бок и засвиристел, быстро мигая. Арлея поняла: его превосходительство смеется.
Сквозь смех донеслось чириканье.
– Убить? – спросил мальчик.
Правитель чирикнул еще.
– Убить Дитя Облаков?
Чирик.
– Здесь?
Чирик.
– В моей спальне?
Чик-чирик.
– Ну так попробуй!
Краем глаз девушка заметила, как шевельнулись пальцы на рукояти, и тут сзади раздались звук быстрых шагов и шелест пуха.
Она обернулась. Из туннеля в эфирном холме – который за время разговора успел изменить форму, вытянуться в длину и сплющиться – вынырнул господин Кокачин.
– Повелитель! – закричал он издалека. – Мы рядом с громадой! Немедленно укройтесь, они налетели неожиданно, упали прямо с неба... – Его голос заглушил рев.
Все задрожало. Присевшая Арлея увидела в стеклянной глубине над спальней темное пятно, стремительно разрастающееся, чернеющее...
Пол под ногами сдвинулся, девушка упала на бок, целиком погрузившись в пух, а когда вынырнула, облака уже бушевали, и эфирный смерч закружил ее. Прозвучал выстрел, затем рука Смолика ухватила Арлею за плечо.
Сверху в белое пространство спальни вдвинулся тупой угол металлической плиты, крупными винтами прикрученной к изогнутой балке – первой в ряду других плит, опоясывающих широкий корпус, над которыми виднелись мачты и сеть канатов.
Большие куски стекла посыпались вместе с мелким крошевом. Механический остров опустился ниже, заполнив помещение клубами бьющего из трубы пара. В пух закапало что-то черное, остро пахнущее разогретым железом и машинным маслом, а после туда упали концы нескольких десятков канатов, и вниз заскользили фигуры, покрытые густой шерстью, с необычно длинными конечностями и полузвериными мордами – турмандилы, обитатели джунглей далекого Прадеша.
* * *
Заглянув в каюту, мистер Дорин сказал:
– Воздух рыжеет, ваше величество.
Экуни Рон отложил книгу, которую безуспешно пытался читать, поднялся из кресла и поспешил за моряком. Мысли Рона беспорядочно метались, с самого утра он не мог ни на чем сосредоточиться: тревога за Гельту Алие снедала его. Впервые с тех пор, как они познакомились, король признался самому себе, что влюблен в будущую жену. А ведь Рон полагал, что давно избыл юношеские страсти и неуместные вспышки чувствительности! В собственных глазах он являлся человеком холодноватым, жестким и не способным на любовь, даже на крепкую привязанность – новоявленному королю нравилось представлять самого себя именно таким. И что же? Он переживает, мучается, и не просто потому, что похищение принцессы, опасное политически, может привести к непредсказуемым последствиям, но потому, что мечтает увидеть Гельту, страстно желает, чтобы она осталась жива и чтобы гаераки не причинили ей вреда... он любит ее. Это ужасно! – но это так.
Между тем чем дольше они плыли, тем меньше оставалось шансов на то, что Гельта невредима. И потому Рон буквально взлетел на палубу скайвы, лишь на верхней ступени лестницы успев сообразить, что сейчас очутится перед взглядами множества людей, – и, чтобы не пошатнуть мнение о своей сдержанности, смерил шаг и постарался стереть тревогу с лица.
Очутившись наверху, он понял, что мистер Дорин, который сейчас стоял возле носа, рядом с Трэном Агори, был прав: воздух напитался блеклой, едва заметной пока рыжиной. Верный знак того, что Арки близко.
Подойдя к имаджину, король велел:
– Трэн, трубу!
– Вон они, – ответил чернокожий не оборачиваясь и протянул подзорную трубу. – Тот прайд, который принцессу с коршня забрал.
Экуни приник к окуляру. Большое облачное колесо, смутный силуэт которого он уже разглядел в облаках, открылось во всей своей громоздкой грозной красе. Сзади тянулась пара канатов и плыла лодка со стоящей на носу одинокой фигурой.
– А дальше – арка, – сказал мистер Дорин.
Рон поднял трубу выше и увидел его – проступающий в рыжей метели широкий приземистый полукруг, лохматый, будто поросший толстыми волосами, спутанная борода которых покачивалась на ветру.