– Не думает, Спенсер Джилл, знает! – поправил его Сун, поднимая здоровую руку и показывая на путь через насквозь промокший лес. Он попытался встать. – В той стороне… Желтое море. Мой… мой дом. – Но у него не хватило сил подняться. И, вздыхая, он уронил руку к бедру, а голову – на грудь, а затем опрокинулся и упал лицом в слякоть.
Тарнболл схватил китайца за шкирку и вытащил его из грязи.
– Достал, – сказал он. – Бедолага совсем выдохся.
– Пошли, – позвал Джилл, нетвердо вставая на ноги и помогая подняться Анжеле. – Сун, показывая в эту сторону, сказал что-то о своем доме? Если он действительно узнает это место – я хочу сказать, если он прав, а не просто бредит – ну, все, что угодно, должно оказаться получше этой грязи.
Они продрались сквозь бамбук, мокрый кустарник и перепутанные лианы, и, наконец, наткнулись на тропу, проходившую через джунгли, которая вывела их к взгорку с видом на побережье. И Желтое море оказалось и впрямь желтым. А там, на опушке леса…
…Своего рода Дом. И, как сказал Джилл, он должен был оказаться получше, чем ночь и дождь, совершенно определенно. В доме не горело никакого света: покинутый, дверь его немного хлопала на замирающем ветру с моря. Но в лампах нашелся керосин, в кувшинах – вода, и в доме место, где готовить и где есть. И имелась хорошая крыша, по которой, когда буря начала стихать, падал с постоянным, убаюкивающим шелестом дождь.
За бамбуковыми стенами-перегородками они нашли низкие деревянные постели, тростниковые циновки и даже пару огромных легких кресел, сплетенных из рафии.
Дом Кину Суна? Ну, наверное… Но разве его домом не стал корабль? Несомненно, они все об этом выяснят, когда он проснется. А до тех пор этот домик подойдет очень даже неплохо.
Сил у группы Джилла как раз хватало на то, чтобы немного умыться, совсем немного, прежде, чем взяла свое усталость. И тогда они уснули там, где нашли подходящие места…
* * *
Джилл проснулся, вздрогнув от отдаленного удара грома. Анжела свернулась в одном из больших кресел, а он припарковался на полу рядом с ней. Весь дрожа, он поднялся и подошел к окну, точнее, к оконному проему в стене из плетеного бамбука, и посмотрел на ночное небо. Оно было ясное, и созвездия на нем ничем не отличались от земных.
«Слава Богу», – подумал Джилл и сразу же перефразировал эту мысль: «По крайней мере, на данное время». А затем тихо вернулся к Анжеле и опять уснул…
…Только для того, чтобы снова вздрогнуть и проснуться через несколько минут, а может, опять же, часов, когда плеча его коснулась большая ладонь…
– Ш-ш-ш! – предостерег его Тарнболл. – Не разбуди тут всех. Я просто подумал посоветоваться с тобой: этого коротышку донимает какая-то боль.
– Боль? – Джилл еще не вполне проснулся, но теперь уже начинал соображать лучше. – Коротышку?
– Кину Суна. Он стонал во сне. Может, кошмар снился? Ну, это-то я могу понять. Но он дергается и, похоже, ему очень неуютно.
– Дергается?
– Ворочается, беспокоен, мучается.
Джилл прошел с ним в комнатушку, где они уложили Кину Суна на тюфяк и накинули на него одеяло. Там он и лежал, бормоча во сне и вытягивая шею с глубоко вытравленной у него на лице болью.
– В том последнем месте он тоже это делал, – вспомнил Джилл. – Мы думали, что это, возможно, вызвано простой усталостью, помнишь? Но смотри, он пытается расчесать себе шею.
– Тот шрам, – вспомнил в свою очередь и Тарнболл. – Так что за черт?
Они перевернули китайца на живот и изучили его шею под затылком. На месте шрама виднелась кое-какая свежая кровь, а изнутри там высовывался осколок чего-то тускло металлического.
– Имплант Сита! – догадался Джилл.
– Э-э?
– Знаешь, как деревянная заноза, бывает, со временем выходит на поверхность, словно тело отторгает ее? На мой взгляд, именно это здесь и происходит. Помнишь, как Уэйта беспокоил зуб с «жучком»? – Джилл захватил большим и указательным пальцами торчащий кончик этой штучки и медленно вытащил ее. – Имплант Сита – это инородное, на самом-то деле, инопланетное тело, и Кину Сун, наконец, отторг его. И это может объяснить, почему как раз перед тем, как два солнца сделались новой звездой, у Сита возникли трудности со связью через него. Похоже, что металл фонов или ггудднов и человеческая плоть не сочетаются.
И когда Сун издал тихий, почти благодарный стон и снова расслабился, они изучили предмет, извлеченный Джиллом из его шеи. Он был не толще деревянной части спички и лишь в половину ее длины. Но на одном конце, последнем, который вышел из тела, трепетали крошечные металлические нити, такие же тонкие, как нити накаливания в лампочках, а может, и еще тоньше.
Поскольку предмет этот весь вымазался в крови, Джиллу пришлось вымыть его, прежде чем они разглядели эти крошечные проволочки. Но он оказался, наконец, на ладони у Джилла: пять восьмых дюйма длиной, одну десятую дюйма толщиной и из того же тусклого металла, какой пошел на коронку зуба Джорджа Уэйта.
– И такая вот маленькая штучка давала тому медузоподобному ублюдку полный контроль над ним? – в изумлении покачал головой спецагент.
– Не полный контроль, – поправил его Джилл. – Но достаточно близкий к полному, чтобы это не составляло никакой разницы. А вот раздражает меня то, что я не засек эту штуку, так как это же, в конце концов, машина. Но такая малюсенькая! И, конечно, в машинном мире мой талант был заглушен или отгорожен бесполезным, бессмысленным утилем повсюду вокруг нас.
– Но не на скале с маяком, – указал ему собеседник. – И не в тех развалинах на планете больших тараканов.
– Да, – согласился Джилл. – Но Сит использовал Суна экономно. В моем машинном мире он его не использовал, за исключением, возможно, одного раза для установления нашего местонахождения. Равно, как и в лесном мире: он не использовал Суна до тех пор, пока этот коротышка не открыл себе глаза, и Сит не смог увидеть, где же мы находимся.
– Значит, они никак не могут быть в сговоре.
Джилл покачал головой.
– Сильно сомневаюсь в этом. Но у Сита явно было время основательно поработать над Суном, которого у него не нашлось в случае с Джорджем Уэйтом. Отсюда и разница в модели и качестве этих «жучков». Этот был классическим. Но как я сказал, из человеческого тела не получается хорошего местопребывания для этого «разумного» металла. Или, может быть, в данном случае, это просто Дом Дверей сам автоматически выполняет свою задачу: «исцеление» болезней людей или существ, подвергаемых испытанию. Я хочу сказать, ведь наверняка же, если в теле находится что-то вредное, то это будет равнозначно заболеванию? Особенно, если эта штука может вызвать болезнь? Мне помнится, ты говорил, что зуб Уэйта и так-то порядком расшатался – как ты там выразился? – «хлопал на ветру»? Ну, возможно, его расшатал Дом Дверей в качестве первого шага к избавлению от него. И это может объяснить всю ту боль, которую тот постоянно причинял бедняге Джорджу. Так или иначе, я чувствую себя немного виноватым из-за сделанного с Суном. Не обижайся, Джек, но мне кажется, что, возможно, мы не самым лучшим образом позаботились об этом маленьком бедолаге.