И тут Анжела позвала дрожащим голосом из другой комнаты:

– Спенсер, это… это море. По-моему, нам следует поговорить о… о море. – Она вышла на шаткую веранду хижины и заметила или вспомнила, или поняла ту же истину, что Желтому морю полагалось бы быть зеленым.

Когда остальные члены команды, за исключением Кину Суна, присоединились к Анжеле, спавшей в углу Джордж Уэйт сел на тюфяке, зевнул и поинтересовался:

– Что там такое насчет моря?

Поскольку все собрались вместе, а Тарнболл и Анжела знали правду, Джилл не видел никакого смысла скрывать ее от остальных.

– Желтое море, ну, оно желтое, – сказал он. – Нам следовало заметить это еще прошлой ночью, но мы явно находились не в лучшем состоянии. Оно желтое, а ему полагалось бы быть зеленым. Почему? Да потому, что именно там и материализовалась ггудднская Пагода…

Несколько долгих мгновений царило молчание, пока Миранда Марш не уловила смысл его слов и не взорвалась:

– Но это же нелепо! Ты пытаешься сказать, что это не наш мир? Мы же в Китае, Спенсер! Естественно, он не похож с виду на Англию, но это еще не значит, что это – чуждый мир. Фред говорит, что звезды тут наши, а Кину Сун сказал, что это его родина. Ну, на мой взгляд, она определенно похожа на его родину.

– Страна, похожая на Китай, – сострил Тарнболл.

– Но море-то не зеленое, – настаивал Джилл. – И рана на шее у Суна полностью зажила. Зажила за ночь…

Снова воцарилось молчание, пока его не нарушил Джордж Уэйт.

– Ладно, мы поняли мысль! – бросил он, ярясь, сам не зная отчего. – Значит, обстановка на сцене не та, и нет никаких водорослей. Но… разве это не может означать, что наши ребята каким-то образом отбили вторжение, а те медузообразные инопланетяне убрались, вернулись туда, откуда взялись, а их поганые водоросли перемерли? Я хочу сказать, разве это не столь же веская причина, как любая иная для того, чтобы Сит выкинул нас здесь, отпустил на волю?

– Нет, – чуть ли не хором отвергли его предположение Джилл с Тарнболлом. А Джилл продолжил:

– Фактически, он сперва убил бы нас – на месте. Но нет, мы живы, и игра продолжается.

– Джек, – повернулась Миранда к рослому спецагенту. – Неужели ты не слышишь, что говорит Спенсер? Я хочу сказать, разве у тебя нет своей точки зрения? Разве ты не желаешь, чтобы…

– Желаешь? – перебил ее Тарнболл. – Разве я не желаю? Разумеется, желаю. Но одним этим словом ты сказала все. Именно этим-то ты и занимаешься: желаешь или надеешься – и не останавливайся, потому что там, где есть надежда – есть жизнь. Но в данном случае нам следует принять реальность, какой бы нереальной ни могла она казаться. Так что пока ты не докажешь, что Джилл не прав, я вынужден говорить, что он прав.

Миранда расплакалась, и Анжела чуть не присоединилась к ней.

А Стэннерсли сказал:

– Знаете, если бы у меня был вертолет, я мог бы проверить то или иное мнение.

– А будь у нас бекон, мы смогли бы есть яичницу с беконом, – ответил ему Джордж Уэйт. – Если бы у нас нашлись яйца.

– Нет, серьезно, – не сдавался Фред. – Если эта Пагода – узловая точка, такая большая, какой казалась, то ее было бы нетрудно обнаружить с воздуха.

– Пагода? – переспросил Кину Сун, стоя оборванный, словно пугало огородное, за проемом в отгороженной ширмой комнате. – Вы сказали – Пагода? – И, хотя в его английском звучал приятный восточный акцент, это все же был идеальный английский!

– Кину Сун, – похоже, Миранда не заметила этого несоответствия или же слишком разгорячилась, чтобы оно ее волновало. – Не могли бы вы растолковать Джиллу, как он ошибается? Что это действительно ваша родина?

– Я… помню, – произнес Сун, спазматически дергаясь и ошеломленно касаясь лба. – Я помню… что-то. О какой-то Пагоде? О той Пагоде! Вон там, – он показал на дверь, ведущую на веранду. – В Желтом море!

Тут уже все услышали: он говорил-таки по-китайски, но проявлялось это лишь как приглушенное фоновое журчание или эхо, скрытое под английским. Так кто же занимался переводом?

– Что за черт… – разинул рот Уэйт.

– А теперь, возможно, вы все прислушаетесь, – мозг Джилла работал лихорадочно. – Да, это мир Кину Суна, но это синтезированный мир, мир наихудших его кошмаров. Ладно, они еще не произошли, но можно уверенно предсказать, что произойдут. И не только с ним.

– Что? – почувствовав обморочную слабость, Анжела вцепилась в его руку.

– Мы все участвуем в этой игре, – попытался объяснить Джилл. – И нам предназначено ужасаться, как мы и ужасались во всех этих мирах. Но мы бы не пугались, если бы не знали, что именно происходит. Поэтому все устроено так, чтобы мы знали. Синтезатор занимается переводом с целью гарантировать, что мы знаем!

– Пагода! – снова произнес Сун, выходя на веранду.

Они последовали за ним, увидели, как он поднес здоровую руку козырьком ко лбу, защищая глаза от слепящего блеска восходящего солнца. Какой-то миг он стоял, как вкопанный, обводя взглядом горизонт, а затем пошатнулся и чуть не упал, но вцепился в Джилла с выражением страха и недоверия. Дрожа, как осиновый лист, он проговорил:

– Никакой Пагоды нет, так что, возможно, это, в конце концов, все-таки сон. Скажи мне, что это был дурной сон, Спенсер, и что меня не забрала Пагода? Но если это правда, то что вы здесь делаете? Я ясно помню часть… большую часть этого. Или… я – сумасшедший?

Джилл покачал головой.

– Ты не сумасшедший, Кину Сун. Пагода была настоящей – и она, должно быть, забрала тебя – но это не твой мир.

– Не мой мир? – на лбу Суна выступил пот. Черные глаза расширились, умоляли.

– Да, – заверил его Джилл. – Он подобен тем, другим местам, которые ты видел, но иной, чуждый. И все же в некотором смысле, в безумного рода смысле – это все-таки твой мир. Я хочу сказать, как тот безумный машинный мир был создан из моих кошмаров, так и этот создан из твоих.

Сун заглянул глубоко в глаза Джиллу и понял, что гот говорит правду.

– Я живу… мы живем… в моих кошмарах?

– На данный момент, да, – кивнул Джилл. – Какими бы там ни были твои самые дурные сны, они, вероятно, случатся со всеми нами.

Это подействовало, словно чары, и узкие глаза Суна раскрылись еще шире.

– Лотос! – ахнул он. – Моя жена, Лотос! – И когда он бросился искать ее обратно в дом, Джиллу не осталось иного, кроме как предположить, что это быстро разворачивается первый из кошмаров Суна. Потому что пока не видел здесь никого, кто мог бы носить имя Лотос…

Глава двадцать четвертая

– Лотос! Моя Лотос! – Сун с воем метался по дому, высоко воздев руки и тряся ими в типично восточном жесте отчаяния.

Джилл побежал за ним, догнал и сказал: