Может быть, все дело в том, как Сун держал лицо в напряжении, под которым находился, но его желтая кожа натянулась вдруг у него на щеках туго, как барабан.
Его нос, и так-то едва выступающий, тоже, казалось, немного сплюснулся, несомненно, из-за этого натяжения кожи. Но его рот…
Был немногим больше щели, и становился все меньше!
– Черт побери. Спенсер! – прошипел из-за плеча Джилла Джек Тарнболл. – Что здесь происходит?
Равно севшим голосом, не в состоянии даже на миг отвести недоверчивого взгляда от метаморфозы Суна, Джилл ответил:
– Джек, давай смотреть правде в глаза, здесь может произойти все, что угодно. Это – мир воображения, воображения Суна. А его взгляд на вещи в данный момент чертовски исковеркан. Забыл мир Клайборна?
– Клайборн верил в сверхъестественное, – ответил спецагент. – В его мире обязательно полагалось быть множеству демонов.
– Демоны Кину Суна – в его происхождении, – сказал Джилл. – И в его ситуации, в том факте, что его заставили почувствовать себя…
– У него нет лица! – воскликнула Миранда Марш.
Или почти нет.
Лицо Кину Суна сделалось совсем плоским – буквально. Ото лба до подбородка плоское, почти пустое пространство натянутой кожи с крошечными слезообразными точечками ноздрей, узенькими щелочками глаз, вообще никаких губ или рта, и уши, приваренные в виде тупых однообразных треугольников на колонне в верхней части шеи. Шапка черных волос выглядела похожей на неряшливый парик или что-то такое, что можно приспособить на макушке у пугала.
Его здоровая рука поднялась, чтобы коснуться того, чем стало лицо, или обнаружить, что его нет. Сун провел ладонью по своему почти плоскому лицу и откинул голову в вопле, который оказался самым худшим из всего набора. Потому что вопль его, конечно же, был безмолвным.
Об опасности их предупредило только уп-уп-уп лопастей вертолета и внезапный ветер сверху.
– Дерьмо и проклятье! – проорал сквозь метель из летящих листьев Тарнболл. – Бегите с глаз долой! Подоспела кавалерия, да только она не на нашей стороне!
Когда остальная команда получила импульс к паническим действиям, Кину Сун вскочил на ноги и бросился в лес, держа руки над головой и тряся ими в выражении восточного ужаса и отчаяния. Джилл и Анжела кинулись за ним, а следом и Уэйт со Стэннерсли.
Они пробежали, может быть, с четверть мили, не упуская Суна из вида, но так и не сумев догнать. До тех пор, пока он не выскочил, окончательно измотанный, на какую-то поляну и не рухнул, споткнувшись, лицом, точнее, некой маской вниз. А Джилл с остальными сразу же навалились на него. Но когда они прижали его к земле, то переглянулись, а затем оглянулись…
На поляне стояли два вертолета, и кольцо солдат Красного Китая быстро начинало сужаться, надвигаясь на них. Анжела очутилась на ногах, выхватила из кармана пистолет, но его выбили у нее из руки, когда какой-то солдат приблизился вплотную.
Солдат схватил ее за горло, и Джилл пнул его в пах…
И в следующий миг возникло такое ощущение, словно на него обрушился весь этот синтезированный мир…
* * *
Джиллу приснился пес, Барни, и во сне он все звал его, не получая никакого ответа. Поэтому когда проснулся, на мгновение забыв все происшедшее ранее, то прочистил горло и небрежно спросил Анжелу:
– А куда, черт возьми, теперь подевался этот пес? – Или попытался спросить, но рот у него оказался набитым грязью.
– Э-э, пес? – произнес резкий властный голос, не принадлежавший никому из тех, кого знал Джилл, за миг до того, как Спенсер почувствовал, как чей-то сапог ткнул его под ребра, переворачивая на спину. – Что? Ты называешь меня псом? – Голос дублировался; вверху он звучал по-китайски, но до Джилла доходил, как английский язык. Вот тогда он вспомнил происшедшее, и, дернувшись, поднялся и сел на холодном земляном полу.
Их было трое, солдат, китайцев, сплошь хмурых и казавшихся очень угрожающими. А Джилл находился в «камере», или, по крайней мере, своего рода комнате с бамбуковыми стенами и потолком, без окон, куда слабый свет просачивался лишь через крошечные трещины в толстом бамбуке. Солдат, стоявший прямо перед ним – тот самый, что говорил, предположил он, держал приклад винтовки направленным на него, и малейшее движение запястья, несомненно, причинило бы Джиллу немалую боль.
– Пес? Ты? – пробормотал спросонок Джилл. – Нет, просто я видел сон. Мы снова потеряли нашего пса, вот и все. – Он все еще не вполне пришел в себя и не без труда сохранял равновесие. И тот факт, что руки у него были связаны за спиной, тоже очень мешал.
– Итак, ты главарь, да? – спросил тот же самый солдат.
– Главарь? – Джилл попытался тупо посмотреть на него, что было в данный момент не слишком трудно. – Но мне некого возглавлять. Я даже не понимаю, что мы здесь делаем или почему с нами так обращаются.
Солдат резко рассмеялся, и, похоже, подумывал: а не двинуть ли Джилла прикладом своего оружия? Он передумал и сказал:
– Вы – иностранцы, разгуливаете с корейским предателем-убийцей, и не понимаете, почему с вами так обращаются? Ну, поверь мне, с вами пока обращались очень даже по-доброму. Но так не обязательно будет продолжаться, когда прибудет полковник из Еньчена! – Он отступил на шаг, плюнул в Джилла и промахнулся (чему Джилл порадовался), приказал своим бойцам выйти из камеры и вышел вместе с ними. На короткий миг открытая дверь впустила дневной свет, прежде чем все снова сделалось темным и затхлым.
Но в том недолгом луче света Джилл увидел сидящие у стен фигуры, и теперь окликнул их:
– Анжела? Ты тут? Миранда? Джек? Фред?
– Из нас не хватает двоих, – сообщил из мрака голос Джорджа Уэйта. – Миранды и Джека… здесь нет. Возможно, им удалось скрыться, а может, они дали слишком хороший бой.
Джилл переварил это и спросил:
– Анжела?
– Она рядом со мной, здесь, – сказал Фред Стэннерсли. – Ее стукнули по голове. После того, как они треснули тебя, она действительно разозлилась на них и дралась, как бешеная! Эта малютка – еще та женщина.
Джилл попытался встать, обнаружил, что ноги у него тоже связаны, упал на бок, и, извиваясь, пополз в сторону голоса.
– Но она в порядке?
– Посапывает вполне мирно, – ответил пилот. – С остальными из нас тоже все в порядке. Но Кину Сун… ну, он мало чем интересуется. Не могу сказать, что действительно виню его.
Джилл дополз; он знал запах Анжелы – ее сладкий аромат, который даже вся грязь в мире не могла заглушить или спрятать от его носа – и протолкнул себя между Стэннерсли и ее спящим или лежащим без сознания телом. И обратился к пилоту:
– У кого-нибудь тут свободны руки или ноги?
– Суна, думаю, не связывали, – ответил пилот. – Он был настолько отрешен от всего, настолько погрузился в свой собственный мир, что они особо не утруждали себя возней с ним.