– Пока, – уточнил Джилл и снова мысленно обругал себя за отсутствие дипломатичности.
– Что такое? – Уэйт набрал скорость и поравнялся с Джиллом, а тот следовал по пятам за Барни. Остальные шли цепочкой с Тарнболлом в тылу, охраняющим спины.
Джилл знал, что теперь уже слишком поздно уклоняться от начатого им разговора, и поэтому сказал так:
– Все мы видим дурные сны, Джордж. Ты в какой-то мере повидал мой кошмарный мир, также как мир Кину Суна. Но это лишь двое из нас; а остальным еще придется посетить миры, которые могут вызвать к жизни только их сны. И если поразмыслить, то, возможно, будет неплохой идеей огласить наши страхи прямо здесь и сейчас. Таким образом мы сможем выяснить, с чем же столкнемся при следующем броске костей… то есть, в зависимости от того, кто их бросает.
– Или кто стучит в следующую дверь? – дополнила Миранда.
– Это одно и то же, – кивнул Джилл, оглянувшись туда, где она с трудом тащилась впереди Тарнболла. – Так почему бы вам не подвигнуть нас, начав первой, Миранда? Каким он будет у вас? Какой ваш самый страшный кошмар?
И покуда мимо текли стены из кружащихся цветов, а группа продолжала двигаться главным образом через предположительные «пространства» Дома Дверей, по его запутанным коридорам и через комнаты, вызывающие головокружение и одновременно клаустрофобию, она подумала и ответила:
– Это на самом-то деле было давным-давно. И кошмаров мне в действительности доводилось пережить совсем немного. Возможно, я слишком приземленная натура или что-то в этом роде.
– Все равно, расскажи нам, – подтолкнул ее самым мягким своим тоном рослый спецагент. – Если это не слишком болезненное или личное.
– Нет, ничего похожего, – неуверенно сказала она. – Но я в то время была еще совсем девчонкой. Я хочу сказать, теперь оно уже много лет меня совсем не беспокоило.
– Но в то время беспокоило? – продолжал допытываться Джилл. – Кошмар что, повторялся?
– Каждую ночь! – Она чуть вздрогнула. – А, ладно, если вы действительно думаете, что такое знание может помочь: я была немножко мальчишкой… – И, обращаясь главным образом к Анжеле, пояснила:
– Ну, возможно, сейчас я с виду не очень похожа на девчонку с мальчишескими ухватками или, наверное, как раз похожа, в такой-то передряге, в какой оказались мы все, но раньше я была именно такой. И однажды упала с дерева, сломала правую руку и вывихнула плечо. А в больнице перепутали мою карточку и вкололи мне что-то, несоответствующее моему организму, оставившее меня лишь наполовину обезболенной. Фактически я находилась в бреду, когда мне чинили руку, а укол не подействовал, и поэтому я не совсем отключилась. Я чувствовала большую часть того, что со мной делали, и это было чертовски страшно!
И поэтому после, ну, это был именно он: повторяющийся кошмар. Мне снилась эта группа ужасных, безмолвных великанов в белых халатах, стоящих повсюду вокруг меня, смотрящих на меня сверху вниз, видимых то отчетливо, то размыто и ломающих мне руки и ноги, одну за другой, а потом чинящих их, а затем начинающих все заново. Я просыпалась, вереща от страха, уверенная, что все мои кости сделались ватными! – Она умолкла и снова вздрогнула, а потом закончила:
– Вот так вот. Больше не о чем рассказывать…
– Фью! – присвистнул спецагент. – Ну, думаю, мы все можем как-нибудь обойтись без этого. Мир-концлагерь с врачами, проводящими экспериментальные операции без анестезии! Миранда, пока я рядом, ты ни в какие двери стучаться не будешь!
– А как насчет тебя, здоровенный громила? – Она замедлила шаги, поравнявшись с ним. – Или ты только вызываешь кошмары своим видом?
– У меня есть своя законная доля, – ответил он. – Пара неприятных случаев в Афганистане. И еще об одном моем коллеге, которого раздавил грузовик.
– Раздавил грузовик? – Ее ладонь взметнулась ко рту:
– Джек, какой страшный несчастный случай!
– Нет, – покачал головой Тарнболл и посмотрел ей прямо в глаза. – Это был не несчастный случай, – грубовато разъяснил он. – Вот потому-то он и является мне в кошмарах.
И у Миранды расширились глаза, когда она, наконец, в какой-то мере стала понимать, что за человек скрывался за частоколом острот, и узнавать некоторые из острых граней, скрывающиеся в этом, порой не таком уж и веселым человеком… Однако спецагент не собирался открывать других слабостей и поэтому переложил бремя на плечи Стэннерсли.
– А как насчет тебя, Фред?
– У меня он пространственный, – ответил пилот, обгоняя Кину Суна, но вперив взгляд в пол, не глядя на стены. – Вы видели пример, когда мы впервые сюда прибыли, я имею в виду, в сам Дом Дверей. Я не желал подниматься с пола, пытался вонзить в него пальцы, не мог открыть глаз. Как я вам и говорил тогда, думаю, это из-за того, что я – летчик. Вроде как все мои чувства настроены на это: то есть, настроены на три измерения.
Мне требуется быть – каким? Свободным как птица? – вольным как ветер? Это не клаустрофобия, но, возможно, что-то родственное ей. Поэтому я лично думаю, что вам не нужно беспокоиться из-за того, что я постучу в какие-нибудь двери. Это место и есть мой самый страшный кошмар! По-моему, ничего хуже этого быть не может, и я имею в виду, прямо сейчас! Я испытываю такую тошноту, такую дезориентацию, что меня могло бы просто вывернуть наизнанку. И вывернуло бы, будь хоть что-то у меня в желудке.
Это заинтересовало Джилла.
– Ты хочешь сказать, что если бы бросать кости, стучать в дверь довелось тебе, то мы бы в итоге снова оказались бы здесь? Ну, сама по себе эта мысль интересная и такая, какую стоит запомнить.
Но, слушая Стэннерсли, Джилл снова обдумывал все это дело. Возможно, мысль обнародовать все эти фобии, была, в конце концов, не такой уж и светлой. Наверняка, это послужит лишь тому, что снова сделает их всех четкими, более живыми, легче запоминаемыми. И легче вызываемыми?
И, кроме того, он определенно не хотел, чтобы Анжела говорила о своем кошмаре, с которым она жила, о постоянном ужасе перед ее брутальным, бешеным, ненасытным бывшим мужем. Родом Денхольмом. Да, теперь он уже мертв, но воспоминания о нем были сами по себе кошмарными. Так что, возможно, пора сменить тему. И поэтому Джилл внезапно произнес:
– И еще кое-что, – сказал он, пытаясь остановить движение их мыслей, свернуть их в сторону от таких болезненных тем. – Там, в Китае Кину Суна, мы разделились. Возможно, сейчас самое время заполнить некоторые пробелы. Я помню, что очнулся в той бамбуковой хижине и тявкал что-то насчет Барни. Делал я это, потому что мне снилось, будто он снова потерялся. И все же он оказался с Джеком и Мирандой. Вы с ней знаете, что там произошло?
– Случайно знаю, – ответил Тарнболл. – Или, может быть, нет. Барни был с нами в лесу под дождем, прежде чем мы нашли дом Суна; равно как и на следующее утро, когда мы пошли в рыбацкую деревню. А после этого… в последний раз я его видел, когда он обнюхивался с парой деревенских собак. Я считаю, что он некоторое время занимался там своими делами, а когда покончил с ними, снова взял наш след.