И я так сильно рассчитываю на него, что не побоялся пойти наперекор вашим замыслам и сам содействовал усилению нежной страсти несмелого влюбленного к первому и столь достойному предмету его выбора. Итак, застав вчера вашу подопечную за письмом к нему, и оторвав ее сперва от этого сладостного занятия для другого, еще более сладостного, я затем попросил ее показать мне начатое письмо. Найдя тон его холодным и принужденным, я дал ей понять, что не таким способом сможет она утешить возлюбленного, и убедил ее написать другое под мою диктовку. В нем, подражая, насколько мог, ее простодушной болтовне, я постарался укрепить любовь юноши более определенной надеждой. Молодая особа, как она сама заявила, пришла в полный восторг от того, что умеет так хорошо выражаться, и отныне переписка поручается мне. Чего я только не делаю для этого Дансени! Я одновременно и приятель его, и наперсник, и соперник, и возлюбленная! И даже в настоящий миг я оказываю ему услугу, спасая от ваших пагубных уз. Да, разумеется, пагубных: ибо обладать вами, а затем потерять вас – значит заплатить за мгновение счастья вечными сожалениями.
Прощайте, мой прелестный друг. Соберитесь с силами и разделайтесь с Бельрошем как можно скорее. Оставьте мысль о Дансени и приготовьтесь вновь обрести и вновь подарить мне сладостные утехи нашей первой связи.
P.S. Поздравляю вас с предстоящим слушанием вашего дела. Я был бы рад, если бы это великое событие совершилось в мое царствование.
Из замка ***, 19 октября 17...
От кавалера Дансени к Сесили Воланж
Госпожа де Мертей уехала сегодня утром в деревню. Таким образом, моя прелестная Сесиль, я лишился единственной радости, которая оставалась мне в ваше отсутствие, – говорить о вас с вашим и моим другом. С некоторых пор она разрешила мне называть ее так, и я воспользовался разрешением, тем более охотно, что – казалось мне – я таким образом становлюсь ближе к вам. Боже мой, до чего эта женщина мила! Какое пленительное очарование умеет она придавать дружбе! Кажется, что это нежное чувство украшается и укрепляется в ней всем тем, чего она не отдает любви. Если бы вы знали, как она вас любит, как ей приятно слушать, когда я говорю о вас!.. Какое счастье жить только ради вас обеих, беспрестанно переходя от упоения любовью к нежным восторгам дружбы, посвятив им все свое существование, быть в некотором смысле точкой пересечения вашей взаимной привязанности и постоянно ощущать, что когда я стараюсь сделать счастливой одну, то в равной мере делаю это и для другой! Любите, мой прелестный друг, крепко любите эту очаровательную женщину. Разделяйте мою привязанность к ней, чтобы придать этому чувству больше ценности. С тех пор как я вкусил прелесть дружбы, мне хочется, чтобы и вы ее испытали. Мне кажется, что, если какая-нибудь радость не разделена с вами, я наслаждаюсь ею лишь наполовину. Да, моя Сесиль, я хотел бы овеять ваше сердце самыми сладостными чувствами, чтобы каждое из этих душевных движений доставляло вам счастье. И при этом я считал бы, что отдаю вам лишь часть того блаженства, которое получаю от вас.
Почему же все эти восхитительные планы должны оставаться лишь волшебной игрой моей фантазии, а действительность, напротив, приносит мне лишь одни мучительные, нескончаемые лишения? Вы ласкали меня надеждой, что я смогу увидеться с вами в деревне, где вы находитесь, – теперь я вижу, что от этого надо отказаться. Единственное мое утешение – убеждать себя, что для вас это и в самом деле невозможно. А вы даже не хотите сказать мне этого сами, посетовать на это вместе со мною! Уже дважды мои жалобы по этому поводу остались без ответа. Ах, Сесиль, Сесиль, я готов верить, что вы любите меня всеми силами души, но душа ваша не пылает, подобно моей! Почему не от меня зависит преодолевать препятствия? Почему не дано мне жертвовать своими интересами вместо ваших? Я вскоре сумел бы доказать вам, что для любви нет ничего невозможного.
Вы не сообщаете мне также, когда может кончиться эта жестокая разлука; здесь я, может быть, смог бы все же повидаться с вами. Ваш восхитительный взор оживил бы мою угнетенную душу, его трогательное выражение успокоило бы мое сердце, которое порою так в этом нуждается. Простите, моя Сесиль, в этом опасении нет никакой подозрительности. Я верю в вашу любовь, в ваше постоянство. Ах, я стал бы чересчур несчастным, если бы усомнился в них. Но нас разделяет столько препятствий! И их становится все больше и больше! Друг мой, я тоскую, жестоко тоскую. Кажется, из-за отъезда госпожи де Мертей у меня обострилось ощущение всех моих несчастий.
Прощайте, моя Сесиль, прощайте, моя любимая. Подумайте о том, что ваш возлюбленный страдает и что лишь вы одна можете вернуть ему счастье.
Париж, 17 октября 17...
От Сесили Воланж кавалеру Дансени (продиктовано Вальмоном)
Неужели вы думаете, милый мой друг, что надо бранить меня, чтобы я стала грустить, когда я знаю, что вы тоскуете? И неужели вы сомневаетесь, что я страдаю всем тем, что вас мучит? Я разделяю даже те ваши страдания, которые сама вынуждена вам причинять, а, помимо всего этого, мучусь еще и оттого, что вы ко мне так несправедливы. О, это нехорошо! Я понимаю, отчего вы рассердились: оба последних раза, когда вы просили разрешения приехать сюда, я вам не ответила. Но разве так легко на это ответить? Вы думаете – я не понимаю, что то, чего вы хотите, очень дурно? А ведь если мне и заочно так трудно вам отказывать, что было бы, если бы вы находились здесь? И еще: пожелай я утешить вас на один миг, мне потом пришлось бы всю жизнь раскаиваться.
Видите, я ничего от вас не скрываю. Таковы мои причины – судите о них сами. Я бы, может быть, и сделала то, чего вы хотите, если бы не обстоятельства, о которых я вам сообщала: этот господин де Жеркур, виновник всех наших несчастий, приедет еще не так скоро, а так как с некоторых пор мама со мной гораздо мягче и я, со своей стороны, ласкова с ней, насколько это возможно, кто знает – чего я не смогу от нее добиться? А разве не было бы для нас гораздо лучше, если бы мы могли быть счастливы, ни в чем себя не упрекая? Если верить тому, что мне часто говорили, мужчины гораздо меньше любят своих жен, когда они слишком сильно любили их до женитьбы. И это опасение удерживает меня больше всего прочего. Друг мой, разве вы не уверены в моем сердце, и разве время так уж не терпит?
Слушайте: обещаю вам, что, если мне не удастся избежать этого злосчастного замужества с господином де Жеркуром, которого я так ненавижу, еще даже не узнав его, – ничто не удержит меня, и я стану вашей, насколько это будет в моей власти, и даже до свадьбы. Так как для меня важно лишь одно – чтобы вы любили меня, и так как вы хорошо поймете, что если я поступаю дурно, то не по своей вине, – все остальное мне безразлично, лишь бы вы обещали мне любить меня всегда так же, как сейчас. Но, друг мой, пока предоставьте мне действовать, как сейчас, и не требуйте от меня того, чего я не могу сделать по весьма веским причинам, но в чем мне очень тягостно вам отказывать.
Я хотела бы также, чтобы господин де Вальмон не так настоятельно уговаривал меня уступить вам: это лишь сильнее растравляет мое горе. О, у вас в его лице очень добрый друг, могу вас уверить! Он делает все так, как вы сами делали бы. Но прощайте, милый мой друг, я начала вам писать очень поздно и провела за письмом немалую часть ночи. Иду скорее ложиться, чтобы наверстать потерянное время. Целую вас, но не браните меня больше.