Я снова кивнула.
Она вернулась к вязанью, искоса посматривая на меня.
Интересно, о чем она думает? Похоже, ее совсем не испугали мои попытки заговорить. Маме об этом знать необязательно.
– Заходи ко мне почаще, Джудит, – сказала Мария. – Иногда мне бывает так одиноко, ведь Леон целыми днями работает. – Она с удовлетворением оглядела свой дом. – Как хозяйка этого дома, я могу приглашать к себе, кого захочу. Так что, пожалуйста, Джудит, приходи. Обещай мне!
Она хочет, чтобы я вернулась. Она имеет полное право звать к себе любую женщину или девушку, чтобы скрасить одиночество. Она ждала моего ответа. Я кивнула.
Теперь куда угодно, только не домой. Ветер был попутным, и ноги легко несли меня по утоптанной тропинке.
Друг. У меня действительно появился один друг?
Не слишком много, но для меня больше чем достаточно.
Я не могла понять, почему она выбрала именно меня, но повода сомневаться в ее искренности не было.
Я ей нравлюсь. Она хочет, чтобы я снова к ней пришла. Мне не хотелось испытывать судьбу, выясняя причину. Только красавица и умница Мария Джонсон, теперь Картрайт, может рискнуть общаться со мной.
А что я могу ей предложить взамен? Только мое молчаливое присутствие. Я могу слушать.
Скорее всего, не только это. Ей неважно, что у меня нет языка, и не интересует, что думают про меня остальные.
Если не обращать внимания на немоту и на грехи, которые мне приписывают, почему я, как любой другой человек, не могу быть кому-то другом?
Когда я вернулась домой, мама давила прессом сок из яблок на сидр. Моя помощь ей не требовалась, и я села рядом с Дарреллом дошивать сумку. Он сидел за столом, освещенным последними предзакатными лучами солнца, и читал Библию, самую толстую книгу в нашем доме. Я была очень рада, что он решил вернуться в школу.
Я сидела рядом и смотрела, как он внимательно смотрит в текст, водя пальцем по строчкам. Я вгляделась в черные буквы на пожелтевшей странице. Я знала несколько букв и могла сложить из них какие-то простые слоги, но Даррелл умел проникать в тайны и смысл слов.
Я толкнула его локтем.
– Что? – раздраженно спросил он.
Я показала на свой рот. На его рот. На слова на странице. На мое ухо.
– Ты хочешь, чтобы я почитал тебе вслух?
Да, идиот. Почитай мне.
Он пожал плечами и начал читать. Его голос был таким же громким и четким, как у священника. Недаром мистер Джиллис так хвалил его за декламацию. В отличие от пастора Фрая Даррелл произносил слова со страстью, а не с осуждением.
– Возвел я очи мои к горам, откуда придет помощь твоя. Помощь моя от Господа, сотворившего небо и землю. Не давай поколебаться ноге твоей, и да не дремлет хранящий тебя.
На слове «нога» голос Даррелла дрогнул. Я опустила шитье и посмотрела на него. Он сглотнул и сердито и решительно продолжил.
– Вот, не задремлет и не уснет Хранящий Израиля.
Он остановился и посмотрел на меня. Его глаза повлажнели.
– Ты пошла в горы за помощью, Джудит?
Я не могла поверить. Откуда он знает? Как он узнал, что Фантом теперь моя?
Он снова склонился над книгой.
– Господь сохранит тебя, Господь – твой хранитель на правую руку твою. Днем солнце не сожжет тебя, ни луна ночью.
Потом, когда Даррелл улегся в постель, а мама отмеряла муку для завтрашней выпечки, я села за стол и при свече пролистала несколько страниц, вдыхая отдающий плесенью запах бумаги и водя пальцем по строчкам.
– У… Р… Е…К, у рек.
Такими темпами этот абзац я прочитаю только через неделю. Но что-то взяло меня за душу, когда Даррелл читал про солнце и луну над холмами. Я видела образы, видела цвета и чувствовала желание. Мне очень хотелось увидеть и почувствовать это снова. Даже если мне не удастся рассказать о них голосом, слова все равно будут звучать у меня в голове.
У рек…
Следующее слово было пугающе длинным. В – А – В – И. Вави? У рек Вави? – Л – О – Н – А. Вави и Лона. Вавилона. Память подсказала ответ. Я слышала это слово тысячи раз с церковной кафедры. Не Вави. Вавилон. Город рабства и греха.
У рек Вавилона. Что там произошло?
Мне обязательно нужно будет узнать, но позднее, так как мама повернулась и спросила, что я делаю. Я оставила Библию на столе и ушла в хлев.
На следующее утро я встала пораньше и, пока мама одевалась, прочла еще один абзац.
– У рек Вавилона, – прочла я с гордостью. – Там. «Т». Я вспомнила, что именно этот звук получался у меня всякий раз, когда я наедине с собой при помощи оставшейся половины языка пробовала произнести «Т».
– Там. М – Ы. Мы. С – Е – Л – И? – дело пошло легче. – И – З – А – П – Л – А – К – А – Л – И.
У рек Вавилона там мы сели и заплакали.
Я заметила, что Даррелл подглядывает за мной сквозь полуопущенные веки.
При звуке маминых шагов я взяла платье и нижнюю рубашку.
Сегодня же вечером я снова пошла к Марии. Я шла в город мимо твоего дома, но даже не посмотрела, там ли ты. Мои мысли были заняты другим.
Мария мне обрадовалась. Некоторое время мы сидели и шили.
Потом словно молния ударила.
– Почему ты не разговариваешь, Джудит?
Моя рука с иголкой так и застыла в воздухе.
Я посмотрела на нее. Неужели она на самом деле меня об этом спрашивает?
Она внимательно вглядывалась в мое лицо.
– Ты же можешь, да? Вчера ты сказала «книга». Разве ты не пыталась сказать что-нибудь еще?
Я чувствовала, как мое сердце заколотилось, вспомнила мамино предупреждение, и то, какой стыд я испытывала, когда пыталась наедине с собой что-то промычать.
– Только, пожалуйста, не злись на меня, – сказала она. – Я так много об этом думала. Мы обязательно должны найти способ, чтобы ты заговорила.
Я и думать забыла про шитье. Я тщательно сложила губы, приготовилась и скрипучим голосом смертельно больного произнесла:
– Зачем?
Брови Марии поползли вверх, она схватила мою руку.
– Потому что мне хочется тебя узнать, – сказала она. – И остальным тоже.
У меня выступила испарина. Эта причина еще более веская, чем та, по которой я пыталась говорить с полковником.
– Они…. Шка-а-ли… – я должна была продумывать каждый звук, задействовать все мышцы лица и горла. За четыре года все основательно забылось, – я п-окята.