— Рудольф Путцер, вы признаёте, что были в ночь на первое мая на шабаше в Хаупсморвальде?
Молчание.
— Рудольф Путцер, как вы объясните своё присутствие на шабаше в Хаупсморвальде?
Молчание. Только поскрипывает натянутая до отказа верёвка.
— Рудольф Путцер, заключали ли вы договор с дьяволом?
Молчание.
— Рудольф Путцер, где находится книга с именами всех ведьм и колдунов Бамберга?
И только молчание в ответ.
— Может попробовать латынь? — предположил Фёрнер. — Quo usque Rudolf, abuter patientia nostra?
Скорняк не ответил.
— Колдовство, — прошептал один из судей доктору Фазольту. — Человек не может так молчать.
— Может быть, отправить его в тюрьму, да и пусть сидит? — задумчиво обронил Фазольт. — Хотя, нет. Пусть повисит, может быть, потом заговорит.
Господа судьи поднялись со своих мест, начали собираться на обед. Ганс Шталь скрипел пером, спеша записать в протокол все действия подсудимого и судей.
— После обеда ещё допросим, — Эрнст Фазольт, не дожидаясь других, уже подошёл к дверям.
Инквизиторы вышли, и сквозь раскрытую дверь Готфрид видел, как герр Фёрнер взял протоколы параллельных дознаний и принялся читать.
Дверь закрылась.
— Хорошо им, — посетовал Дитрих. — Чуть что — на обед. Дескать, господские желудки не то, что обычные — им без обеда никак нельзя.
Он вздохнул и живот его красноречиво заурчал.
Готфрид не успел ответить, потому что дверь снова отворилась.
— Герр Фёрнер вас к себе просили, — сказал стражник, показавшийся в проёме.
Готфрид коротко кивнул. Как только он вышел во двор, то увидел только удаляющиеся кареты. Пришлось идти пешком.
Когда он добрался до ратуши, кареты уже все стояли возле Высокого Моста.
— Герры судьи давно приехали? — спросил он у стражника.
Тот почесал шлем, отогнал назойливую муху и только тогда ответил:
— Примерно четверть часа назад.
Из ратуши вышла девушка. Лицо её показалось Готфриду смутно знакомым, но он не обратил на неё внимания. А, обратив, понял бы, что девушка была та самая, которую он совсем недавно спас от изнасилования.
Хэлена же, увидев Готфрида, спрятала глаза и поспешно пошла прочь.
В кабинете викария уже находились инквизиторы, ведущие дела Каталины Фридман и Дитриха Аальхаута.
— А, Айзанханг, — Фёрнер поднял глаза от бумаг. — Проходите, сейчас дождёмся доктора Айнвага и начнём.
Айнваг вёл дело Якоба Вебера. Он показался через минуту, извинился за опоздание и снял шляпу.
— Герры, — начал Фёрнер, поднявшись из-за стола. — Я имею сообщить вам пренеприятное известие: Каталина Фридман подтвердила, что в городе действует ведовская секта.
Инквизиторы молчали, слушая слова викария. Все давно были в этом уверены, но некоторых, особо тёмных, известие это оглушило, словно молотом.
— Однако есть и хорошие новости, — продолжал тем временем викарий. — Каталина Фридман так же призналась, что существует некая книга имён всех тех нечестивцев и еретиков, состоящих в ковене. Доношу это до вашего сведенья, потому что сейчас основная цель дознаний — узнать, где и у кого находится книга. Повторю, что в ней записаны имена всех участников ковена. И если этот список попадёт к нам в руки, то… — Фёрнер обвёл присутствующих взглядом. — Полагаю, не нужно говорить, что в таком случае дни ковена сочтены. И ещё: за пределы ратуши эти сведения не должны выйти. А теперь все свободны.
Инквизиторы разошлись, сразу же за дверью начав обсуждать всё услышанное.
— Айзанханг, пойдите-ка в Труденхаус, дабы Путцер не наложил рук на себя. А мы с геррами инквизиторами обсудим услышанное за сытным ужином. Так ведь, герры?
Герры вразнобой принялись кивать и соглашаться, а Готфрид щёлкнул каблуками и направился обратно.
Когда он прошёл в зал дознаний, Дитрих сидел на месте инквизитора, сложив ноги на стол и что-то рассказывал скорняку.
— Ну что? — он опустил ноги на пол и встал, когда Готфрид затворил за собой дверь. — Что тебе сказали вчера?
— В тюрьму меня посадят, — буркнул Готфрид.
— Как же в тюрьму, когда эта Фегер была сущей ведьмой?
— Да потому что не доказали ничего!
— Да чего тут доказывать? — возмутился Дитрих.
— Да всё уже! Поздно доказывать. В понедельник суд, — Готфрид разозлился.
Дитрих помолчал, соображая, а потом воскликнул:
— Ах ты, чёрт! Мне ведь их преосвященство сегодня сказали, что я должен быть свидетелем в понедельник… А я-то, дурак, думаю — свидетелем чего? Что же будет, Готфрид?
— Посадят, наверное, — Готфрид вяло пожал плечами.
— Гога, а почему тогда ты на воле? Почему не сбежишь?
Готфрид вздохнул.
— Давай выйдем, — сказал он, кивнув на дверь. — А то этот услышит.
Они вышли в тёмный каменный коридор. Вокруг никого не было, а старый Денбар стал так туг на ухо, что не услышит, даже если вострубит первый Ангел.
— Фёрнер говорит, чтобы я пока с Эрикой побыл, — начал Готфрид. — Из города мне всё равно не сбежать — стражников у ворот оповестили обо всём… Эрику требуют как свидетеля в понедельник. Да и нельзя мне бежать. Надо нести наказание за преступление.
Дитрих посмотрел на друга, как на дурака.
— А что с этой… с Эрикой? Ты же не думаешь, что…
— Конечно, я не думаю! Если она попадёт в руки к судьям, то они её точно не отпустят.
— Что будешь делать? — спросил Дитрих участливым тоном. — Может, спрячем её где-нибудь? Прямо сегодня? А сами скажем, что сбежала.
Готфрид покачал головой.
— Если я сразу не доложу, тогда судьи заподозрят меня и будут пытать. Давай сделаем по-другому. В воскресенье герр Фёрнер будет проповедовать в Верхней церкви. Мы с ней пойдём на мессу, и он увидит нас вместе. А вечером ко мне придёшь ты. Ночью мы отвезём её к тебе домой, а в понедельник ты вывезешь её из города. Хорошо?
— Знаешь, сколько народу пойдёт поглазеть на викария? Думаешь, он вас заметит?
— Мы сядем в первом ряду, — сказал Готфрид.
— Тогда ладно, — Дитрих кивнул.
— Все мои деньги я передам ей. Отвезёшь её куда-нибудь на север, подальше от войны.
— А ты, Гога?
— А я сяду в тюрьму.
— Но может быть тебе тоже бежать? Помнишь, у меня есть знакомый контрабандист, Нойманн?
Готфрид покачал головой.
— Нет, я совершил преступление, — Готфрид развернулся, открыл дверь и вошёл в пыточную.