Фёдор спокойно встал и сделал шаг вперёд. Лезвие ножа опять заплясало в воздухе, потом опустилось.
– Уже лучше, – похвалил Фёдор. – А теперь скажи мне, что юная дама, пусть и переодетая в мужское платье, делает ночью на канале…
Щёки вспыхнули. Смятение, но молчит…
– …где технически неисправное оружие – самая малая из твоих проблем? Что, язык проглотила?!
Нет ответа. Прерывистое дыхание. Взгляд затравленный и яростный одновременно. Взгляд волчонка.
– Я ведь задал вопрос. Или мне пристрелить тебя как воришку?
Она плотно сжала челюсти. Взгляд стал наливаться свирепостью. Но тут же глаза ушли в пол. Даже не девушка – девчонка. Вырастет красоткой, если не перестанет себя так вести.
– Я не воришка, – сумел разобрать Фёдор в нечленораздельном бормотании, сдобренном хрипами. Он посмотрел на неё и довольно жёстко произнёс:
– Не мямли.
Она вдруг гневно фыркнула, дерзко, даже надменно, подняла голову:
– Не воришка! Понял?!
Фёдор усмехнулся. Покивал.
– Хорошо, давай попробуем сначала, – предложил он. – Зачем пожаловала? Да ещё с ножом в зубах. Пиратских книжек начиталась?
Она потупила взор, как-то странно озираясь.
– Как звать-то? – смягчаясь, спросил Фёдор.
– Никак! – Теперь еле уловимый всхлип, который, однако, тут же подавили.
«Этого ещё не хватало, – подумал Фёдор. – Ну да, у неё такой возраст, постоянная перемена настроения».
– Что ж, – он пожал плечами, – интересное имя… Ну и ответь, Никак, чем обязан? Что ты делаешь в моей лодке?
– Всё равно не поймёшь.
– А ты попробуй.
– За тобой приплыла!
Фёдор сморгнул:
– Никак… У меня нет времени ни на грубость, ни на глупости.
– Это правда. Но ты не поймёшь. Пока не поймёшь.
– Ну, хорошо, допустим… И зачем ты за мной приплыла?!
– Потому что мне больше некуда идти!
Снова всхлип. Теперь громче. Быстро отвернулась. Ненадолго.
– Потому что видела кое-кого. Но потом поняла, что это не она, а ты.
Он посмотрел на неё с сомнением:
– А по-русски можно?
– Говорю же, пока не поймёшь. Ты ведь не местный и не знаешь, как всё там, за воротами…
Фёдор попытался обдумать услышанное и понял, что у него не выходит.
– И поэтому ты заявилась с ножом?
Она кивнула. А потом как-то странно посмотрела на Фёдора – может быть, мелькнувшие детское благоговение и страх ему лишь привиделись.
– Ну, не поэтому… А потому, что ты умеешь делать лабиринты.
– Что я умею делать? – спросил Фёдор.
– Я знаю, ты не поверишь, но это так.
– Прости, ты сказала «лабиринты»?
Она кивнула.
– О чём ты?
Фёдор всё более пристально разглядывал странную гостью. Он знал лишь нескольких мужчин, которые осмелятся выйти на канал после заката, а тут девчушка, совсем ребёнок. Если отбросить предположение, что она не в себе, что пока давалось всё сложнее, то у неё должны быть очень веские основания оказаться здесь. Фёдор вдруг вспомнил симметрично склонённые друг к другу сигнальные дымы на бакенах и с неприятным удивлением почувствовал, что спину и затылок стянула гусиная кожа.
«Ты ведь не местный и не знаешь, как там, за воротами».
Он нахмурился, а потом, словно отгоняя дурное наваждение, спросил:
– Это что – какая-то игра?
– Да, я тоже боялась поверить. Это так невероятно! Я знаю только одного человека, создавшего лабиринт, но он… Он сейчас…
Она замолчала, опять как-то странно озираясь, на миг её лицо сковала печаль, затем затараторила:
– Так хорошо, что я тебя нашла! Хоть ты оказался совсем не таким. Совсем не похож…
«Она сумасшедшая, – мелькнуло в голове. – Просто сумасшедшая девчонка».
И тут же откуда-то из-за ворот будто накатила волна одобрения, словно что-то большое и бесформенное, таящееся во тьме, обрадовалось подобному строю мыслей, – конечно, сумасшедшая! – обрадовалось и теперь сулило лёгкий выход: «Сумасшедшая – этим всё и объясняется. И теперь только забрать у неё нож, и…»
На лбу внезапно выступила испарина. Девочка внимательно смотрела на него:
– Ты ведь меня не обидишь? – неожиданно попросила она.
Фёдор протёр лоб: а ведь там, за воротами что-то очень… Он посмотрел на девочку, попробовал ей улыбнуться: «Я опять думал неправильно: сумасшедшему не выжить на ночном канале и нескольких минут. А она здесь. Возможно, немного не от мира сего, необычная, возможно, очень необычная, но именно поэтому ей есть, что мне сообщить. И ещё кое-что, кое-что очень важное…»
(сигнальные дымы, склонённые друг к другу, были невозможны)
Он тихо усмехнулся и бросил пристальный потяжелевший взгляд в густую тьму за воротами: «Кем бы и чем бы ты ни было, ты только что выдало себя. Я не знаю, что ты такое, но грязный почерк всегда одинаковый, – Фёдор поморщился и снова усмехнулся, подумав о девочке. – И похоже, мы с ней на одной стороне. Вот что по-настоящему важно».
Он обернулся к своей гостье. Девчонка всё ещё была как сжатая пружина.
– Рассказывай, – кивнул ей Фёдор.
– Лабиринт капитана Льва и его сон, объявленный священным, – как в горячке пояснил Брут.
– И что? – нетерпеливо отмахнулся Хома.
– Об этом здесь. – Брут потряс листками. – Монах начал догадываться…
– Братик, ты о чём?
– Монах, брат Фёкл. Он ведь был такой, как я.
– Я понял про монаха. Но я не про него. Брут, что с тобой? Мы ж вольные братишки, нас всё это не касается.
– Девочка… Он успел передать мне. И теперь я должен. Больше некому.
– Не ка-са-ет-ся. Забыл?!
Брут насупился.
– Братик, давай избавимся от чёртовой книги и заживём по-старому. Одно зло от неё.
– Она бесценное сокровище! Ты что, не понимаешь…
– Это ты не понимаешь! Слушай сюда: нас уже ищут. Хорошо, хоть не знают кого. Её не продать. – Хома развёл руками. – Не продать нам чёртову книгу. Пока ты тут прохлаждаешься, изображая из себя учёного-книжника, я сгонял на тот берег. К людям. Разведал, о чём шепчут. Новости ужасные. Нас подставили, Брут. Не коллекционер он был вовсе.
Брут посмотрел на брата без удивления, но и без укора, и Хоме пришлось вспомнить, что вообще-то из-за него всё случилось. Он тяжело вздохнул: