Проломившись сквозь кусты, словно сохатый во время гона, я выскакиваю на тропинку.
– Ты там не перенапряглась? – скользя по мне взглядом, интересуется Боксер.
– Там труп, – шепчу я, указывая дрожащим пальцем в направлении ущелья.
– Какой труп? Нинкин?
– Не знаю. Нет, не с-сам труп… его там нет. Может он и т-там, но я его н-не видела.
– Кого не видела?
– Т-т-рруп.
– Так ты его видела или нет? Или только думаешь, что он там?
– Там рука, – совладав с дрожью, отвечаю я. – Похоже на то, что мужская. Не Нинкина.
– Может, дикие собаки с кладбища приволокли, – пожимает плечами Максим.
– До кладбища далеко. Здесь и поселений-то нет. А до ближайшего городишки километров пятьдесят, если не больше.
Спохватившись, натягиваю трусики и штаны. Уши начинают гореть. Мелькает несбыточная мечта оказаться во вчерашнем дне. Утром. И, высунувшись в окно, крикнуть подъехавшей троице: «Я никуда не еду!»
– Ладно, взгляну, – кривится Боксер.
– Может, не надо?
– Показывай.
Возвращаюсь в низину, только теперь впереди движется крепкий парень, и страх уступает место отвращению. Перед глазами появляется эта посиневшая рука, по которой ползают толстые зеленые мухи и проворные муравьи.
– Где?
– Вот тут.
Но руки на месте нет.
Обескураженно верчу головой. Была рука. Не могло мне это померещиться.
– Что-то я не вижу. Может, тебе показалось?
– Я ее хорошо видела, вот как тебя сейчас.
– Только я здесь, а ее нет. Или ты таким образом свои прелести решила продемонстрировать?
– Да как ты…
– Ой, какие мы недотроги! – кривляется Боксер. И враз посерьезнев, заявляет: – Я не намерен больше лазать по горам – достало! Возвращаемся.
– Но… – неуверенно возражаю я. Из головы не идет видение исчезнувшей руки. Слишком нехорошие ассоциации это вызывает.
– Может, Нинка уже вернулась или выбралась оттуда, где там она задрыхла.
– Давай позвоним – узнаем.
– Возьми и позвони, – отмахивается Максим.
– Я мобилу в палатке забыла, – признаюсь я.
– Курица! Ты бы голову еще забыла.
Некоторое время парень изучает содержимое карманов, затем брови озабоченно собираются у переносицы, и он, наконец, изрекает:
– Нет.
– Тоже забыл? – уточняю я.
– Я ее не выкладывал, – качает головой Боксер. – Как засунул в лагере, так и не трогал больше.
– Может, выпала?
– Может, – не спорит он. Но на лице написано сомнение. – Только карман закрывается на молнию.
– Не думаешь же ты, что его украли?
– Я думаю, пора возвращаться.
– Но…
– Я возвращаюсь. А ты сама решай.
Покорно бреду следом. Одна надежда служит оправданием: «Нинка уже в лагере». Вот только веры в это нет.
Назад идем быстрее. Я не заглядываю за валуны и под кусты, да и усиливающаяся жажда подстегивает.
Вот уже и палатка показалась.
Нинки не видно. Феди тоже.
– Загляни в палатку, – бросает Боксер, обходя машину. – Есть?
– Нет.
– Э-ге-гей!
– Может, он решил поискать Нину, – произношу я, понимая, насколько это сомнительно звучит.
– Может. Только я не намерен торчать здесь до ночи. Я сыт этим озером по самое горло. Достало!
– Но не можем же мы бросить их, – растерялась я, мысленно соглашаясь с Максимом. Желание убраться отсюда накатило неожиданно резко и сильно.
– Нечего лазить невесть где. Было сказано, чтобы ждал. Сами виноваты. Пешком дойдут – здесь недалеко. За пять-шесть часов можно к трассе выйти, а дальше попутками. А нет, так из Санатория такси вызовут.
– Может, покричать? – предлагаю я. – Если они рядом, то услышат.
– Эй, придурки! – запрыгнув на капот, орет Максим. – Возвращайтесь! Я не намерен за вами по горам ползать.
Пока я обхожу лагерь, Боксер вскрывает очередную бутылку пива.
– Будешь?
– Нет, – отказываюсь я, достав бутылку воды.
– Сейчас соберемся и, если они не появятся к этому времени, – едем.
– Но…
– Хочешь, возвращайся сюда с ментами – пускай ищут.
– А…
– Можешь остаться. Я один поеду.
Вздохнув, лезу в палатку. Лучше привести помощь, так будет надежнее, ведь сами мы уже искали Нинку. За Фёдора я не переживаю. После того что он сделал, если с ним что-то случилось – я только рада буду.
Стянув пропотевший насквозь спортивный костюм, натягиваю шорты и легкую блузку. Окунуться в озере да сменить трусики было бы неплохо, но не до этого сейчас.
Сунув руку в потайной кармашек рюкзака, нащупываю лишь фантик от конфеты. Мобильного телефона нет. Поспешно перерываю содержимое сумочки и рюкзака.
– Черт! – доносится снаружи. – Ключей нет.
– А где они? – вздрогнув, словно от порыва ледяного воздуха, шепчу я.
– Выпали, наверное.
– Может, поищем? – предлагаю я, выползая из палатки.
– Дура! Где мы их искать будем? – взревел Нинкин приятель, запустив в кусты полупустую бутылку пива. – Твою мать!
Недовольно каркнув, ворона стряхнула с головы пену и перелетела на соседнее дерево. Два немигающих глаза уставились на нас, словно ожидая чего-то. Появилась уверенность, что мне не хотелось бы знать, чего зловещая птица ждет с таким откровенно голодным взглядом.
– А если соединить проводки?
– Я смотрю, ты у нас профессиональная угонщица? – язвительно кривится Максим. – Может, научишь, как это делается?
– Показать?
– Покажи, – все еще ухмыляясь, манит каушинка… в общем, Боксер. В глазах столько самоуверенности и веры в превосходство, что тошно смотреть. Но другого выхода нет. Нужно потерпеть. А потом… Что делать потом, я не решила. В один момент распирает от желания забыть обо всем случившемся. Забиться в самый темный и тихий уголок, укрыться за стеной одиночества… и забыть. Но уже в следующий миг вскипает решимость отнести заявление и увидеть мерзавцев на скамье подсудимых. Чуть позже воображение рисует картины сладкой мести. Ненавистные морды перекошены от ужаса. Карикатурные зэки, плотоядно скалясь, теребят гульфики…
– Чего ждем? – вырывает из сладких грез резкий голос.
Вздохнув, сажусь на водительское кресло.