Мелькает тень.
Сердце, дернувшись, замирает.
Отступаю в глубину комнаты.
Прислушиваюсь.
Ствол пистолета пляшет в руке.
В таком состоянии я и с двух метров промажу.
Поспешно приседаю за столом, надеясь непонятно на что.
Падающий из коридора свет меркнет.
В дверном проеме появляется и замирает силуэт Мордоворота. Еще шаг, и он увидит меня. Выскочить и выстрелить не успею – нет навыков, да и страх сковывает мышцы.
– Что происходит?
Петр Евгеньевич резко оборачивается на голос Вольдемара.
Не раздумывая, направляю пистолет в широкую спину и жму на курок. Раз, второй, третий… Второго шанса не будет.
В тот же миг из сопла автомата вырывается струя огня. Свист пуль, визг рикошетов, смачное чавканье разрываемой плоти, дикий вой.
И внезапно опустившаяся тишина.
Словно в замедленной съемке, Мордоворот начинает поворачиваться.
Окаменев, не могу отвести взгляд от темных пятен на спине.
«Стреляй же!» – вопит инстинкт самосохранения.
Руки не слушаются.
Полуобернувшись, здоровяк роняет автомат. Прижимает руку к груди, с удивлением смотрит на сочащуюся сквозь пальцы кровь.
Кашляет, забрызгивая красным дверь.
И оседает, словно кукла, у которой обрезали нити.
Продолжая целиться в него, выхожу из укрытия.
Приближаюсь.
Ковролин под ногой мокрый. Отдернув ногу, смотрю, как выемка наполняется кровью.
Решительно приставляю ствол пистолета к виску людоеда и нажимаю на курок.
Грохот выстрела.
Горячие брызги на моем лице.
Тело валится набок.
Выглядываю в коридор.
Вольдемар лежит на спине, раскинув руки.
На светлом фраке несколько черных дырочек. Рядом с правой рукой беспомощно шевелит лапками лежащая на спине черепаха.
Призраков не видно.
Засунув пистолет в карман, поспешно поднимаю автомат.
Как им пользоваться?
Если с пистолетом более-менее понятно, то такой штуки в руках раньше держать не доводилось. Если бы была уверенность, что в пистолете осталось достаточно пуль… он вообще сколько зарядный?
Перевожу дыхание. В воздухе чувствуется гарь. А еще называется бездымный порох. Странно.
Забросив ремешок автомата на плечо, поправляю так, чтобы ствол смотрел вперед. Достаю пистолет. Рукоятка успела остыть и холодит ладонь. Это придает уверенности. Теперь, когда Мордоворот лежит бездыханной грудой мяса у ног, огнестрельное оружие дает неоспоримое преимущество.
Притаившись за дверью, слежу за коридором. А голова занята решением вопроса: «Что делать дальше?» Можно воспользоваться вентиляционной шахтой прямо сейчас. А можно сперва освободить остальных узников. Будь жива Нинка…
Скрипнув зубами, усилием воли сдерживаю рвущиеся наружу слезы. Потом, все чувства потом.
Как поступить?
– Оба-на, – раздается совсем рядом. – А чего это вы валяетесь?
Трудноразличимая речь, несомненно, рождается в мозгах, под завязку наполненных спиртными парами.
Оборачиваюсь.
Из комнаты, которая казалась пустой, выходит уже виденный на оргии бомжеватого вида алкаш.
В руке початая бутылка вина, на голове шапка из газеты.
С трудом удерживая равновесие и избегая резких движений, он оборачивается и зовет:
– Братан, иди сюда!
– А? – В дверном проеме возникает собутыльник. То ли он более трезв, а вернее, менее пьян, то ли зрение у него лучше, но он сразу замечает меня.
Подняв палец, пытается что-то сказать. Не успевает.
Автомат в моих руках, дернувшись, выплевывает струю несущих смерть свинцовых посланцев.
«Патроны есть, и огонь стоит на стрельбе очередями», – поняла я.
Два тщедушных тела отбрасывает на несколько метров.
Меня развернуло. Не удержавшись, сажусь на труп любителя поэзии и человечины.
Сглотнув, отвожу взгляд от подрагивающих в конвульсии тел. В горле ворочается горький комок. Запрокинув голову, истерично хохочу.
Рембо в юбке, твою мать!
В один миг смех пропадает.
Поднявшись на ноги, направляюсь в караулку.
Призраки не кажутся такими опасными, а вот возможность спасти несчастных узников…
Ты бы меня в этом поддержала, Нинка.
Крадусь.
Губы пересохли, сердце долбит, словно Стаханов в забое.
В караульном помещении пусто. Ключей на крючке нет.
Приоткрыв дверь, выглядываю в коридор.
Никого.
Не поняла. Где Призраки?
Может, они испугались выстрелов и убежали? Но куда?
Пленники сидят тихо, словно мышки.
Чтобы выпустить узников, нужны ключи. А они у Призраков.
Что же делать?
И тут взгляд отмечает, что дверь первой из камер приоткрыта.
– Ага, – подобравшись, захожу в камеру.
Запоздало мелькает мысль, что ключи могут быть и у Мордоворота. И у карлика в кармане. Да и у остальных трупов тоже. Но не возвращаться же, чтобы проверить догадку. Возвращаться – плохая примета.
Опускаюсь на колени.
Под кроватью никого.
Толкаю дверь.
Она со скрежетом открывается.
Забыли запереться или не смогли?
Коридор, по которому меня с остальными узниками не так давно гнали, словно стадо рогатого скота, освещен плохо. Но и тусклого света достаточно, чтобы рассмотреть, что он пуст.
Иду вперед. Сзади раздаются голоса. Весть о моем появлении и внешнем виде прокатывается от камеры к камере.
Дверь в Музей наказаний приоткрыта.
Опасаясь ловушки, осторожно толкаю ее ногой, держа автомат наготове.
Чисто.
Осматриваюсь.
Ящички с ужасными экспонатами милостиво укрыты тенью. Призраков не видно.
Возможно, они спрятались за металлическими ящиками. Туда почти не проникает свет, и рассмотреть что-либо невозможно.
Загнанная крыса опасна вдвойне, но у меня нет выбора.
На связке ключей охранников не только ключи от камер, но и, весьма вероятно, от входной двери.
– Не подходи! – визжат из-за ряда шкафчиков.