Но и они не могли отвлечь внимание от героев дня. Повседневную синюю форму кадеты сменили на парадную, ало-черную, с золотыми пуговицами. Их стройные колонны тянулись по плацу сверкающими змеями, так что у зрителей перехватывало дыхание.
– Невероятно! Она опять за свое! – простонала Сесили, неотразимая в своем легком платье с незабудками на кремовом фоне.
Ее слова относились к Бекки, которая пробилась в первый ряд с букетиком полевых цветов в руке и оттуда посылала Стивену воздушные поцелуи.
– Оставь ее в покое, – сердито одернула подругу Грейс. – В конце концов, это касается только ее и Стивена.
– Сесили! – Сис повернула голову, почувствовав на своем плече руку Констанс Норбери. – Прошу тебя, будь помягче с Бекки. Не каждому, как тебе, посчастливилось вырасти рядом с гувернанткой и матерью и во всех тонкостях изучить этикет.
Щеки Сис залила легкая краска.
– Конечно, леди Норбери, простите меня…
Однако стоило ей повернуть голову в сторону кадетов, как на лице снова появилась злая гримаса.
– И все-таки она ведет себя возмутительно. – Сис с вызовом скосила глаза в сторону Грейс.
Та же глядела куда-то вперед, поверх зеленой с лентами шляпки Ады.
– Прошу прощенья…
Сесили внимательно следила, как Грейс пробиралась сквозь толпу, то там, то здесь останавливаясь, чтобы ответить на приветствия. Сесили даже привстала на цыпочки, чтобы разглядеть ту, к кому направлялась Грейс. Однако чопорная дама средних лет в неброском платье в сероватых и бледно-коричневых тонах показалась ей незнакомой. Сис пожала плечами и снова сосредоточилась на выпускниках, один из которых выглядел сегодня особенно потрясающе.
Грейс застыла в нерешительности: не ошиблась ли она? Светлые пепельные волосы под скромной шляпкой, загорелое, но от природы, по-видимому, бледное лицо, черты которого нельзя было назвать ни изящными, ни грубыми, – во всем этом как будто не усматривалось ни малейшего сходства с Джереми. И в то же время эта женщина чем-то напоминала его. Быть может, причиной тому был невидимый барьер, отделявший ее от остальной публики, за которым она, казалось, чувствовала себя пусть и не вполне комфортно, зато более-менее уверенно.
– Простите… миссис Данверс?
Серые глаза испуганно заблестели, однако женщина тут же взяла себе в руки.
– К вашим услугам.
Вблизи ее лицо оказалось жизнерадостным, несмотря на усталость в глазах. Грейс поняла, что миссис Данверс еще довольно молода, хотя в уголках рта и по линии носогубного треугольника уже пролегали глубокие морщины – признак нелегкой жизни.
Грейс широко улыбнулась и протянула ей открытую ладонь.
– Прекрасно, рада вас видеть! А я – Грейс, Грейс Норбери.
На лице дамы отразилось удивление, судя по всему, имя Грейс она слышала впервые.
– Сестра Стивена, – пояснила Грейс. – Они с Джереми друзья и вместе сидят на занятиях. Мой отец – профессор тактики, и Джереми бывал у нас на выходных…
Грейс невольно повышала интонацию к концу каждой фразы, словно задавала вопросы.
– В самом деле? – Миссис Данверс неохотно взяла руку Грейс и теперь смотрела на нее скорее с любопытством.
Некоторое время Грейс чувствовала себя неловко, однако вскоре лицо миссис Данверс прояснилось, она от души рассмеялась и крепко пожала руку новой знакомой.
– Ах, простите меня… Видите ли, мой сын никогда не отличался общительностью.
В мгновенье ока скованность в ее движениях исчезла, и Грейс словно физически ощутила исходящее от миссис Данверс тепло, которое окутало ее, окружив атмосферой домашнего уюта.
– Позвольте с вами не согласиться, Джереми вовсе не таков, – смеясь, возразила Грейс. – Кстати, от имени своих родителей и от себя лично поздравляю вас с выпускником! Вы, наверное, гордитесь своим сыном!
– Горжусь? – повторила миссис Данверс, словно пробуя это слово на язык.
Она сразу посерьезнела и снова замкнулась в себе, будто захлопнула перед носом собеседницы дверь. Отыскав глазами сына, она помахала ему рукой и повернула к Грейс лицо с чуть приподнятыми уголками губ. Это была так знакомая Грейс полуулыбка Джереми.
– Я рада, что он достиг того, к чему так стремился. – Миссис Данверс произносила слова медленно, будто с трудом ворочала языком. Джереми тоже иногда говорил так. – И, что бы он там ни думал, очень уважаю его за то, что он так и не поддался на мои уговоры…
Воздух вибрировал от барабанной дроби, громовых команд и металлических звуков духового оркестра, но Грейс в полной мере ощутила всю тяжесть невысказанного, оставшегося за этими словами.
– Позвольте представить вас моей матери, – неожиданно предложила Грейс. – Она будет рада познакомиться с вами.
Миссис Данверс нерешительно посмотрела туда, куда указывала Грейс. Толпа как раз расступилась, и им хорошо было видно, как Констанс Норбери танцует вальс, держа за руки какую-то маленькую девочку. Грейс знала, что ее мать умеет расположить к себе даже самых застенчивых и мрачных людей, и в очередной раз надеялась на ее обаяние. Постепенно Грейс почувствовала, как тяжелый, пронизывающий взгляд ее собеседницы смягчился и в воздухе будто снова потеплело.
– Разумеется. С большим удовольствием, мисс Норбери, – ответила миссис Данверс.
– Она хорошо подумала? – Леди Эвелин то раскрывала, то схлопывала веер, блуждая взглядом по спортивному залу Сандхёрста, превращенному в тот вечер в бальный. – Пусть не обольщается ни богатством, ни титулами. – Брови графини поднялись. – Кому как не мне знать, чего это может ей стоить!
Турники, перекладины, рапиры и прочий спортивный инвентарь отнесли в подсобку. Теперь почти ничто не напоминало о тех мучениях, которым некогда подвергали здесь молодых людей: о жгучей боли в мускулах, о поте в три ручья и о сложнейших трюках на грани профессиональной акробатики. Вместо этого зал наполняла легкая танцевальная музыка, – вальсы, кадрили, мазурки, – редкая в этих суровых стенах, привычных скорее к громовым маршевым раскатам.
Тафта и крепдешин, муслин и тюль в оторочках из перьев и меха сверкали и переливались самыми невообразимыми оттенками, от бирюзового до небесной сини, от лимонно-желтого до зелени незрелых яблок, от пурпурного и кораллового до ультрамарина, от слоновой кости до темного серебра. Вечерние туалеты дам делали зал похожим на оранжерею, наполненную цветущими туберозами, лилиями и орхидеями, над которыми порхали тропические бабочки и райские птицы. Несмотря на открытые настежь зарешеченные окна, воздух, пропитанный испарениями пота и парфюмерии, оставался тяжелым.
– Я прошу тебя, Эвелин…
По голосу лорда Эшкомба чувствовалось, как ему наскучила вся эта суматоха. С каким удовольствием он укрылся бы от нее в стенах родного дома или отправился бы бродить по окрестным лугам с ружьем за плечами в сопровождении своры охотничьих собак!