«Об этом противнике мы знаем не так много, – писал Джереми. – Их называют дервишами, что на местном наречии означает «святые», и возглавляет их Махди, то есть «избранный». Говорят, они вооружены только саблями, копьями и палками, в то время как египетские войска оснащены горной артиллерией Круппа и залповыми орудиями Норденфельда. В Судан планируется отправить свыше десяти тысяч человек, а это самая большая современная армия, когда-либо пересекавшая границы этой страны. Так сказал мне один офицер, с которым я недавно беседовал на эту тему. Он же говорил мне, что был потрясен тем, что видел в казармах вернувшихся из Судана подразделений. Очевидно, по большей части, это были те самые солдаты, которые сражались на стороне Араби при Тель-эль-Кебире и после его поражения перешли на сторону хедива. И эти люди делали теперь все возможное, чтобы не возвращаться на войну. Некоторые из них отрубали себе указательные пальцы, чтобы их признали негодными к воинской службе по причине того, что теперь они не могут нажать на курок. Другие втирали в глаза известь с целью посадить зрение. Предлагалось даже отвозить египтян в Судан в цепях и только там освобождать для ведения военных действий. Однако, насколько я могу судить, против своей воли эта армия не сможет противостоять пусть даже и совсем некудышнему противнику. А потому выходит, что вмешаться должны будем мы, британцы, тем более мы сюда уже прибыли…»
Известие о том, что в Каире вспыхнула эпидемия холеры, к счастью, не подтвердилось. Грейс хотела рассказать обо всем этом Сесили, но вместо этого неожиданно для себя выпалила:
– А тебя вообще интересует, что за страна этот Египет и что там происходит?
– Да не особенно, – пожала плечами Сис. – С какой, собственно, стати?
Грейс чуть не поперхнулась чаем.
– Ну, хотя бы потому, что там находятся твой брат и человек, которого ты любишь… Ну, и мой брат, и наши друзья…
Сесили надкусила следующее печенье и потом долго в него вглядывалась, словно не могла понять, что же такое она съела.
– Не считай меня бесчувственной, Грейс, – сказала она наконец, – но зачем они там и что они там делают, это их, мужское дело. А я здесь, в Англии, делаю то, что должна делать в качестве невесты Ройстона. Я стараюсь, как могу, сохранить и укрепить наши связи в обществе. Потому что здесь, – Сис постучала указательным пальцем по крышке стола, так что на ее кольце молнией сверкнул опал, – здесь, в Англии, Ройстону предстоит жить. Здесь он станет графом. – Она дожевала остаток печенья.
– Ты говоришь совсем как леди Э., – язвительно заметила Грейс.
Так называл Ройстон свою мать в кругу друзей.
– И что с того? – Глаза Сис сузились. – Она знает, что нужно женщине ее положения, а это не так уж и плохо. Зачем тебе Бедфорд, Грейс? – Сис задумчиво провела по золотому ободку на блюдце. – Дай мне сказать. – Она подняла руку, словно обороняясь от возможных возражений. – Конечно, образование – это прекрасно, и ни один джентльмен не захочет скучать в обществе глупой жены и не пожелает такой матери своим детям. Против твоего поступления в колледж мне возразить нечего, равно как и против занятий Адс музыкой и живописью. Но зачем тебе университет? Не слишком ли ты усердствуешь? С тех пор как ты вернулась в колледж, у тебя в голове стали появляться странные мысли. – Сис косо посмотрела на подругу.
– Во всяком случае, – с вызовом возразила Грейс, – у меня хоть какие-то мысли появляются.
Сис вытаращила глаза, так что стала похожа на фарфоровую куклу, с таким же блестящим и холодным лицом.
– Тем не менее ты не способна понять, чем грозит тебе связь с человеком из низов.
Грейс вспыхнула.
– Ты не смеешь так говорить о Джереми!
– Боже мой, Грейс. – Сесили со звоном поставила чашку и махнула рукой. – Его мать сама зарабатывает себе на жизнь! О чем здесь еще говорить?
«Тем не менее она отдавала все до последнего пенни, чтобы дать мне возможность учиться в Сандхёрсте» – так говорил о своей матери Джереми. Грейс представила лицо миссис Данверс, усталое и бледное, как тогда, на выпускном параде, и почувствовала, как в ней поднимается новая волна гнева.
– Ты сидишь на такой высокой лошади, Сис! Что ты, собственно, оттуда видишь?
– Ах, боже мой, совсем забыла… – Сесили возвела глаза к безоблачному небу. – Как же с нашими идеалами? Справедливости, гармонии, любви к ближнему… Знаешь ли ты, Грейс, что делает со всем этим жизнь?
Грейс продолжала гладить своего спаниеля. Она знала, что сейчас ей нужно: держать возмущение глубоко-глубоко в себе и оставаться спокойной. Как полковник. Просто сегодня это стоило ей бо́льших усилий, чем обычно.
– Тем не менее я горжусь, что наши родители нам их привили, – тихо ответила она. – Мне, Адс и Стиви.
Сесили поставила на стол пустую чашку.
– Мне пора, – сказала она. – Времени засиживаться нет.
– Конечно, – кивнула Грейс.
– Благодарю за чай. Нет, сиди! – запротестовала Сис, заметив, что Грейс хочет подняться. – Я знаю дорогу.
Она схватила перчатки и так резко рванула жакет, что чуть не свалила стул.
Копыта глухо бухали по земле, и она, казалось, вздрагивала. Сердце Грейс учащенно билось, тем не менее она дала шпоры своей рыжей кобылице. «Давай!» – и та перелетела через изгородь. Грейс почувствовала боль в позвоночнике, на мгновенье ей почудилось, что она теряет равновесие. Но она и не думала сбавлять темп. Лошадь понеслась вокруг луга, из-под копыт полетели комья земли и пучки травы. Дальше, дальше, мимо выжженной августовским солнцем стерни на полях и пышных бурых пашен, за край леса, чернеющий вдали размытой полосой в нескольких милях от Шамлей Грин.
Вот наконец она и у цели.
– Хо! – скорее с сожалением выдохнула Грейс и осадила кобылу. Та подалась вбок. – Молодец, хорошая девочка!
Грейс выпрыгнула из седла и привязала поводья к ветке орешника.
Сегодня она не стала даже переодеваться. Лишь только Бен подготовил лошадь, запрыгнула в седло как была, в летнем платье, захватив перчатки и кнут. Так же нетерпеливо шагала она теперь по направлению к дубам и каштанам с зарослями падубника и розовыми пятнами лихниса между ними, раздвигая кнутом листья папоротника и стебли травы, которой почти полностью поросла эта тропинка. Время от времени ветерок со стороны леса холодил ее взмокшую от скачки спину и раскрасневшиеся щеки, и тогда Грейс вздрагивала.
Тяжело дыша, она остановилась на краю поляны. Когда-то в мае здесь плескалось море колокольчиков. Грейс пошла дальше. Она ступала тяжело, словно сапоги были наполнены песком, и не отрываясь смотрела под ноги.
Грейс, простая деревенская девушка из Суррея.
Внезапно ее дыхание участилось, она отчаянно застонала и ударила кнутом по траве так, что зелень полетела в разные стороны. Кусочки листьев и стеблей заметались в воздухе, как конфетти, а Грейс все била и била, как одержимая, не в силах унять внезапно охватившую ее жажду разрушения.