— Нет, хочу! То есть… наверное, хочу. Просто ты как-то резко меня разбудил… — совсем стушевалась я.
Феникс усмехнулся и заметно расслабился.
— Я же просил меня дождаться. А ты уснула.
— Ну, извините, спичек не нашлось, чтобы в глаза вставить! — фыркнула я. Такое чувство, что это я его кинула и улетела невесть куда. Мне вообще стоило бы обидеться! — И, кстати говоря, кое-кто обещал меня не трогать… Кто бы это мог быть, не знаешь? — хмыкнула я, припомнив обещание этого белобрысого врунишки. И ведь за язык никто не тянул.
— Ну я же не знал, что будет гроза. В грозу сдержаться куда сложнее. — Фауст с нажимом провел большим пальцем по нижней губе, потом спустился к шее, скользнул подушечками в крохотную впадинку, обрисовал ключицы.
И дотрагивался очень нежно, очень бережно, что совершенно не вязалось с диким вихрем желания, закручивающимся в потемневших глазах. В спальне было сумрачно, лишь тусклый свет взошедшей луны пробивался сквозь прозрачную занавеску, очерчивая силуэты, выхватывая из тьмы поджарую фигуру Фауста и бликами отражаясь от капель воды на его плечах. Но его глаза я видела четко. Они будто светились изнутри. И да, это был самый настоящий ураган на дне темных омутов.
— А ты сейчас сдерживаешься? — хрипло спросила я, с трудом узнав собственный голос. Во рту отчего-то пересохло и судорожно хотелось сглотнуть, облизать сухие губы. Что я, видимо, и сделала, потому что в глазах феникса полыхнул пожар, и он вновь прижался ко мне бедрами, демонстрируя всю степень своего нетерпения.
— Даже не представляешь, насколько, — произнес на выдохе и вновь прильнул ко мне в крепком поцелуе.
Он целовал лихорадочно, неистово, и спустя минуту я почувствовала, как начинают саднить губы. Благо феникс прекратил эту сладкую пытку и переместился на шею, спустил лямочку сорочки и проложил дорожку обжигающих поцелуев вдоль плеча. И сырые длинные волосы вслед за его прикосновениями скользили по разгоряченной коже, добавляя еще большей контрастности, еще большей остроты и без того новым ощущениям.
Мне оставалось лишь закрыть глаза и отдаться во власть ощущений, наслаждаться ими. Чувствовать его прикосновения, его настойчивый язык в чувствительном местечке прямо за ушком. Его дрожь, когда он мимолетно прижимался пахом к моему бедру. И мне так сильно, так неистово захотелось сделать ему приятно, что я рискнула коснуться рукой твердого живота, с наслаждением пройтись по кубикам пресса, обрисовать впадинку пупка и скользнуть вниз, вдоль дорожки светлых волосков. Фауст вздрогнул, с приоткрытых губ сорвался хриплый полустон-полувздох, и в то же мгновение он перехватил мои пальцы, не позволяя двинуться дальше.
— Погоди, не спеши. А то все случится слишком быстро.
Объяснять, что именно случится, нужды не было. Я благоразумно последовала просьбе мужчины и в момент прекратила свои провокационные поглаживания. Раз говорит, рано — значит, и вправду рано. Хотя руки чесались просто неимоверно.
А вот Фауст, напротив, к этим самым провокационным действиям только переходил. Я почувствовала, как большая ладонь скользнула под тонкую ткань сорочки, огладила изгиб бедра, прошлась по внутренней стороне ноги, отчего кожа покрылась мурашками.
Фауст задержался на моем нижнем белье и вдруг стал с интересом его изучать. Сначала лишь на ощупь, а потом и вовсе откинул одеяло, задрал подол сорочки и, крутанув меня на бок, уставился на трусики.
— А это что? — удивленным голосом спросил феникс, оттягивая резиночку.
— Трусики, — проблеяла я.
— Вот эти две полоски — трусики? — выразительно глянул на меня феникс и, повторно оттянув резинку, резко ее отпустил, отчего меня смачно шлепнуло по мягкому месту.
— Эй! — пискнула я. Неприятно все-таки.
— Занимательно… — глубокомысленно изрек Фауст, а затем, немного подумав, с надеждой спросил: — А можно оставить?
— Эмм… А они не помешают?
— Такие? Не помешают… — как-то очень проказливо ухмыльнулся мужчина и вернул меня в исходное положение.
А дальше начал усиленно и, что немаловажно, с энтузиазмом подтверждать собственные слова. Шаловливые пальцы скользнули под резинку трусиков, нащупали самую чувствительную точку на теле, и я буквально растеклась лужицей в его умелых руках. Что же будет, когда мы перейдем к основной части сегодняшнего действа, оставалось лишь догадываться.
А сейчас… я кусала губы, жмурилась, металась головой по подушке и совершенно бесстыдно подавалась вперед к его руке.
Воздуха не хватало, а с губ то и дело срывались тихие стоны, которые мне с трудом удавалось сдерживать. Какая-то часть моего сознания все еще помнила, что в соседнем номере Стаська и, возможно, стены тут тонкие.
— Не сдерживайся, здесь стоит полог тишины, — словно прочитал мои мысли Фауст. — Это же номер для новобрачных… Так что можешь хоть кричать, нас никто не услышит.
Ох, так вот чем была обусловлена эта его «традиция». Оказывается, хитрый феникс просто заранее все продумал. Вот же… предусмотрительный какой!
Нет, ну а чего обижаться? Ведь к этому все и шло. И получалось именно так, как я того и хотела. Шикарная кровать, белые простыни, лепестки роз. Правда, оные были безжалостно уничтожены сестричкой. Но ведь это не главное… Главное — внимание. Стремление сделать приятно, угодить, доставить удовольствие, пусть и в ущерб своим собственным желаниям. А именно этим сейчас и занимался Фауст. Мягко ласкал меня, в то время как сам чуть ли не сгорал от нетерпения. Сдерживался, стараясь растянуть удовольствие, подготовить и помочь мне расслабиться.
Я видела, какие чувства, какие эмоции будит в нем каждый стон, срывавшийся с моих приоткрытых губ. Ждала, что он вот-вот сорвется. Что плюнет на все никчемные прелюдии и попросту возьмет то, что ему нужно. Но феникс продолжал ласкать меня, неспешно и терпеливо. И лишь когда между моих ног стало горячо и влажно, отстранился и, рывком приподняв меня, стащил через голову сорочку. Тут же опрокинул обратно и, секунду поразмыслив, все-таки стянул так приглянувшиеся ему трусики. Сам же сразу устроился сверху, нетерпеливо раздвигая коленом ноги.
Я инстинктивно сжалась и попыталась сдвинуть конечности. Все же слишком непривычным было такое положение. Слишком откровенным. Я чувствовала себя открытой, незащищенной, совершенно беспомощной перед ним. И ко мне наконец-то пришло запоздавшее понимание, что вот прямо здесь и сейчас все и случится.
Фауст с легкостью преодолел мое вялое сопротивление и, удобно устроившись меж разведенных ног, ласково погладил по бедру. Будто старался успокоить.
— Не бойся, я сделаю только приятно, — в самое ухо шепнул феникс и чуть прикусил мочку уха.
Мягко потерся об меня, позволяя ощутить, какой он крепкий, горячий, твердый. Вопреки опасениям, ощущение его близости, его обнаженного тела, что каждой своей точкой касалось моего, не испугало, а лишь только сильнее распалило. Внизу живота поселилось странное томление. Сладкое и тягучее. И желание быть еще ближе, слиться в единое целое, вдруг стало важнее всего на свете.