И я сама обняла Фауста, притянула к себе и прижалась к губам, по которым уже успела соскучиться. Подалась вперед бедрами, теснее прижимаясь к его паху, показывая, что готова.
И плевать, что будет больно и неприятно. Пусть мужчина и обещал обратное, я понимала, что это практически невозможно. Я лишь надеялась, что боль не сможет затмить собой всю ту гамму непередаваемых ощущений, которые я сейчас испытывала.
Провокация моя не осталась незамеченной. Феникс протяжно застонал мне в губы и просунул ладонь под ягодицы, приподнял, не желая разрывать столь тесного контакта.
— Как же я хочу тебя… — произнес на выдохе и заглянул в глаза, одновременно пугая и маня тем неистовым огнем, что пылал на дне темно-синих омутов.
Я почувствовала, как меня затягивает в искрящуюся воронку его взгляда, как вокруг не остается ничего и никого, кроме этих завораживающе прекрасных глаз. И так было жаль, когда он опустил ресницы, разрывая зрительный контакт. Но это тут же забылось, стоило горячим губам коснуться шеи, скользнуть к тяжело вздымающейся груди и ниже, к подрагивающему в нетерпении животу.
Я почувствовала, как мужчина обрисовал языком впадинку пупка, а потом уперся носом чуть пониже ребер и со свистом втянул воздух. Видимо, это стало последней каплей, потому что блондин вдруг резко отстранился, чуть приподнял мои бедра и мягко ткнулся во влажное лоно. А потом одним плавным и сильным движением вошел внутрь. Я непроизвольно вскрикнула, ощутив резкий укол боли. И тут же прикусила губу, испугавшись своего же крика.
— Тшшш. Все. Уже все, — успокоил феникс, медленно вышел и слегка отстранился, чем поверг меня в полнейший шок.
Как все? Почему все? И это все? То, чем все так восторгаются, о чем слагают стихи, снимают фильмы и занимаются всю ночь напролет. Вот это — раз, и все?!
Пока я мучилась сомнениями и переживаниями, Фауст скользнул рукой меж наших тел и аккуратно коснулся саднящего местечка. И в то же мгновение боль исчезла. Испарилась, будто и не было ее совсем. Н-да, как-то я успела подзабыть о таком полезном навыке блондина. Или может, напротив, вредном? Потому что вдруг так обидно стало, так пусто… Даже не знаю, отчего. Наверно, оттого, что теперь ничего не напоминало о случившемся.
— Зачем? — хрипло спросила я, прямо глядя в мерцающие напротив глаза.
— Хочу, чтобы тебе тоже было приятно, — прошептал феникс и вновь подался вперед, резко и быстро входя в меня.
Я тихонько охнула от неожиданности. Как-то успела смириться с тем, что уже все. А тут вдруг продолжение наметилось. Да еще какое!
Все же феникс не врал, когда утверждал, что сделает приятно. Приятно было во всех смыслах. От его ритмичных скользящих движений внутри, от прикосновений сильных рук, от языка, что ласкал чувствительное местечко за ушком.
И вдвойне приятно было наблюдать за Фаустом. Как он жмурится от удовольствия, как дышит часто и рвано, как ускоряется и, не дойдя буквально шага до грани, останавливается, судорожно хватает ртом воздух и дальше продолжает уже медленно, степенно, давая и мне и себе короткую передышку. И вновь все повторяется, и раз от раза сдерживаться все труднее. Я чувствую, как внутри скручивается тугая пружина, как дрожат от напряжения мышцы, и от каждого нового толчка выгибается тело, стремится ему навстречу.
— Ммм… Какая же ты… — Хриплый шепот лишь обострил и без того яркие ощущения, и я с трудом смогла найти в себе силы на ответный вопрос:
— Какая?
— Потрясающая, — выдохнул феникс, еще сильнее и резче входя в мое тело.
А потом поцеловал, жадно и страстно. Переплел наши пальцы, сжал с силой и вдруг завел руки над моей головой. Ловко перехватил запястья одной ладонью, не давая даже призрачного шанса на освобождение, а второй провел по телу. Сжал грудь, что с легкостью уместилась в его большой ладони, с нажимом провел по животу и вновь устремился в точку средоточия моей чувственности. Мягко надавил большим пальцем и одновременно с этим стал плавно двигаться, пробуждая в моем теле массу новых невероятных ощущений.
Мне хватило нескольких секунд, чтобы мир вокруг взорвался разноцветными искрами. Тело пронзило острое наслаждение, а из груди разом выбило весь воздух. И почти в тот же миг я почувствовала, как сильно содрогнулось тело возлюбленного, услышала, как он выдохнул мое имя на пике удовольствия. А потом осел, придавив всем своим немалым весом. Но тут же опомнился, перекатился на спину, увлекая меня за собой и устраивая на своей груди.
— Это того стоило… — первое, что произнес Фауст, немного отдышавшись.
— Чего стоило? — уточнила я, хотя в тот момент мне совершенно не важен был ответ. Мысли вяло ворочались в голове. Думать не хотелось, говорить тоже. Да что там говорить, даже шевелиться было лень. Короче, наступил полный и бесповоротный расслабон!
— Ожидания, — ответил феникс, и я совершенно не поняла, о чем он. Все казалось неважным. Все, кроме следующей фразы, слетевшей с любимых губ: — Мне еще никогда не было так хорошо…
Сердце вдруг замерло, а потом понеслось вперед с невероятной скоростью, готовое вот-вот вырваться из груди. И я вдруг поняла, что мне тоже, за всю мою жизнь, никогда не было так хорошо. А еще поняла — что бы ни случилось дальше, пусть нам суждено расстаться или быть вместе, я навсегда запомню эту ночь. Сохраню ее в памяти яркой радужной искрой. И никогда ни о чем не буду жалеть.
Я так и заснула с этой мыслью. Прямо на его груди, вдыхая пряный запах нашей близости, грозы и цветущего клевера. Умиротворенная и необыкновенно счастливая.
Утро началось с прикосновений. Сначала еле ощутимых, потом все более смелых и настойчивых. Меня гладили по спине, пояснице, спустились рукой к ягодицам и совершенно беспардонно их сжали, заставив-таки шевельнуться и покрутить попкой, дабы отделаться от назойливого нарушителя сна. Только телодвижения мои вызвали прямо противоположный эффект. Цепкие пальцы лишь сильнее сжались на мягком месте, а спустя секунду меня притянули к крепкому горячему телу за спиной и заключили в тесные объятия.
— Просыпайся, соня, — мурлыкнул низкий мужской голос, и щеки коснулось чужое дыхание, а вслед за ним и нетерпеливые губы.
Да что ж такое, ну не дадут утром поваляться! А я, между прочим, ночью почти не спала. Стоило об этом подумать, как в голову хлынули воспоминания. И теперь чужие губы, а тем более руки, не казались таким уж невинным раздражителем, как прежде. А настойчивые поглаживания вызывали вполне себе однозначные ассоциации.
Короче, пришлось срочно проснуться, дабы ненароком не пропустить самого интересного. Я с тяжким стоном перевернулась, мимолетно почувствовав, как затекли мышцы во время сна, и оказалась прямо лицом к лицу с вредным блондином. Или правильнее было бы сказать — воплощением своих грез?
На загорелой коже играли золотистые блики солнца, светлые длинные пряди разметались по подушке и сильным плечам, падали на лицо, и я машинально потянулась, чтобы отвести их в сторону.