Потому что им казалось, что наступил конец всех времен, и каждый из этих часов мог стать последним в их жизни.

50

У Флортье защекотало в носу, и она вынырнула из сна. Во рту был противный шерстяной привкус. Она поморщилась и открыла глаза. Тут с нее мгновенно слетели остатки сна.

– Якобина! – воскликнула она и потрясла подругу за плечо. – Якобина!

Якобина сонно пошевелилась, и тут же к ней вернулись все тревоги. Она озабоченно наклонилась над Идой; девчушка спала у нее на коленях, свернувшись клубочком, личико в саже, светлые волосы потемнели от грязи и пота, на ручках и ножках красные пятна – вероятно, легкие ожоги. После этого Якобина закрыла глаза, открыла, потерла их тыльной стороной ладони и недоверчиво посмотрела на свои руки. В самом деле, стало светло, хотя все еще сильно пахло гарью и серой.

– Гляди, гляди! – вполголоса воскликнула Флортье и показала на лучи, которые пробивались сквозь жалюзи, наполняя комнату неярким светом. Якобина осторожно положила Иду на пол и встала вслед за подругой.

Они осторожно приподняли край жалюзи и выглянули наружу. После долгой темноты солнечный свет больно ударил им в глаза. Но часть неба еще была затянута дымкой, а в воздухе висела смесь пыли и испарений. Они взглянули друг на друга и засмеялись; Флортье побежала к двери, а Якобина осторожно разбудила Иду и посадила к себе на руки.

Они шагнули через порог и застыли со слезами на глазах. Флортье прижала ладонь к губам, а Якобина спрятала личико Иды на груди, чтобы ребенок не видел весь этот ужас. Вокруг дома не осталось ничего живого и зеленого, только черные скелеты деревьев и кустов, только серый пепел и черные камни, которые кое-где все еще дымились. Повсюду валялись обезображенные, обугленные трупы людей.

Якобина и Флортье медленно прошли через веранду и посмотрели на вулкан, совсем недавно бушевавший с такой разрушительной силой. Вдали матовой голубизной мерцали воды Зондского пролива; у берегов Суматры покачивалась на волнах широкая, темная полоса из обломков пемзы. Острова Себуку и Себеси тоже были сожжены подземным огнем, а там, где недавно красовался остров Кракатау с тремя конусами вулканов, теперь торчали из воды лишь дымящиеся каменные зубцы; Якобина насчитала восемь штук. Вулкан поглотил сам себя.

– Как ты думаешь, что творится на другом берегу пролива? – удрученно спросила Флортье.

– Не знаю, – беззвучно прошептала Якобина, потом повернулась и посмотрела на склоны Раджабасы, видневшиеся над почерневшей, засыпанной пеплом крышей дома. Этот вулкан мирно и спокойно возвышался над заливом. Словно охранял Якобину, Флортье и Иду, пока его собрат посылал сюда смертоносные волны и огненные смерчи.

– У тебя рана на плече, – сообщила Флортье и осторожно сняла прилипшие к ране обрывки тонкой кебайи.

– А у тебя на лице и над локтем, – сказала Якобина.

Флортье потрогала засохшую на щеке кровяную корку, посмотрела на разорванный, испачканный кровью рукав. Потом подняла подол и показала обширный, хотя и неглубокий ожог выше щиколотки.

– Вот тоже.

Они посмотрели в глаза друг другу и улыбнулись сквозь слезы; им немыслимо повезло.

Флортье закусила нижнюю губу и кивнула в сторону залива.

– Как ты думаешь, если мы спустимся вниз, нас подберет какое-нибудь судно?

– Спуститься к заливу все равно нужно, – ответила Якобина. – Другого выбора у нас нет. Здесь мы не можем долго задерживаться.

– Я сейчас поищу какую-нибудь ткань, чтобы привязать малышку тебе на спину, – сказала Флортье и направилась к двери. Но на пороге издала сдавленный крик и обеими руками вцепилась в дверную раму.

– Что там? – испуганно спросила Якобина.

– Тебе нужно еще что-нибудь? – Голос Флортье дрожал. – Тогда я принесу. А ты не заходи.

– Почему?

– Мне не хочется, чтобы ты это видела. – Судорожно сглотнув, чтобы прогнать тошноту, Флортье шагнула через порог и бочком проскочила мимо безжизненного тела, с которого свисали клочья кожи. Они не заметили его в полумраке, когда проснулись. Оно лежало под упавшим шкафчиком.

В дверях спальни Флортье остановилась и подождала, когда глаза привыкнут к полумраку. В углу, слева от широкой кровати, лежал труп, покрытый ожогами. Она подумала о том, как несправедлива судьба – кто-то гибнет, кто-то получает тяжелые травмы, а кто-то – лишь царапины. Потом она перевела взгляд на трупы Киан Джая и Цзяня и особенно долго смотрела на Киан Джая. Он лежал на спине, ей трудно было оценить тяжесть его ран, и она была этому рада. Достаточно было увидеть на его лице следы мучительной борьбы со смертью. Его глаза были закрыты, черты лица смягчились, а выражение лица показалось ей не менее загадочным, чем при жизни.

Флортье совершенно не помнила, как по дому пронесся обжигающий вихрь пепла и пыли. Последнее, что осталось в ее памяти – как Киан Джай набросился на нее. Тогда она не сомневалась, что он убьет не только ее, но и Якобину с Идой. Потом все почернело, и сознание вернулось к ней, лишь когда Якобина стала ее трясти и звать по имени.

Флортье задумчиво обвела глазами полутемную спальню и снова посмотрела на Киан Джая. Возможно, они с Якобиной уцелели бы и без него и Цзяня. Но, возможно, и нет; и уж точно они бы не отделались тогда легкими ссадинами, как сейчас.

– Так у тебя все-таки было сердце? – прошептала она Киан Джаю. – Если да, тогда оно было очень темное.

Ее мучитель выглядел теперь безобидным, как самый обычный человек; не как тот, кто неделями унижал ее и мучил, да так, что у нее появились мысли о самоубийстве. Флортье догадалась, отчего ему было так легко играть ею. Потому что он чуял раны, нанесенные ей до этого жизнью.

– Флортье? – позвала ее с веранды Якобина.

– Сейчас! – Она нагнулась и подняла с пола смятую и прожженную простыню.

Она радовалась, что осталась в живых, но не хотела благодарить за это Киан Джая – после всего, что он ей сделал; однако в эти минуты, стоя перед его телом, она не испытывала и ненависти, только безграничное облегчение при мысли о том, что все наконец-то позади.

– Я никогда не принадлежала тебе, – сказала она ему. – Ни одной секунды.

Потом повернулась и пошла к Якобине, на яркий свет солнца.

Спуск с горы был долгим и мучительным, по местности, вызывавшей мысли об Апокалипсисе, на жаре, обжигавшей кожу, по пеплу и камням, часто еще горячим. На ногах сначала появились водяные пузыри, они лопались и кровоточили. Якобина несла на спине Иду, а Флортье часто проверяла, как себя чувствовала девочка. Они шли молча. Но иногда глядели друг другу в глаза и улыбались, сердечно и ободряюще, и часто брались за руки, помогая друг другу в особенно тяжелых местах.

Солнце висело низко над горизонтом, когда они, усталые, с кровоточащими ступнями, вышли на берег залива. Тяжело дыша, Якобина нагнулась, уперлась ладонями в ляжки и озабоченно разглядывала мозаику из кусков пемзы, колыхавшуюся на волнах.