– Вдруг не будет ни одного судна? – засомневалась она. – Или оно приплывет только завтра? Или послезавтра?
– Пока что нам очень везло, – заявила Флортье и заковыляла по все еще не остывшим камням к каменной глыбе, потрогала ее ладонью, не слишком ли она горячая, и со вздохом устроилась на ней. – Так что нам наверняка повезет и теперь!
– Ты уверена? – засомневалась Якобина; балансируя, она добралась до Флортье и тоже села на камень, чтобы отдышаться.
Они смотрели на море, на столбы дыма, все еще поднимавшиеся над остатками Кракатау.
Неожиданно на лице Якобины появилась улыбка.
– Я вдруг вспомнила малайскую пословицу, которую услышала от Энды. По-голландски она звучит примерно так: «Вместе мы поднимемся на гору, вместе спустимся с холма».
Флортье тоже улыбнулась.
– Да, так и получилось. – Помедлив, она тихо добавила: – Так мы могли бы и в будущем держаться вместе, да?
Якобина взглянула на нее и улыбнулась еще радостнее.
– Да, Флортье. Мы будем вместе.
Они взялись за руки и посмотрели на воды залива.
– Гляди-ка! – через какое-то время вскликнула Флортье и дернула подругу за руку. На западе разгоралась вечерняя заря; такой красочной зари они еще не видели – огненно-красные полосы соседствовали с золотистыми, ярко-розовыми и оранжевыми. А под ними темнел дым из пароходной трубы – в их сторону направлялся буксир.
– Эге-ге! – закричали они в один голос, так что Ида испуганно вскинула голову. Они вскочили и побежали к воде, размахивали руками и кричали, кричали. Наконец, буксир издал пронзительный гудок и повернул к берегу.
Судно встало на якорь, с него была спущена шлюпка. Осторожно маневрируя среди кусков пемзы, она направилась к ним. А они обнимали друг друга, смеялись и плакали одновременно.
Наутро они, возможно, задумаются, как им жить дальше. Но сегодня – сегодня важнее всего было то, что они спасены.
Sekali bah, sekali pantai beroepah.
После цунами берег не такой, как был раньше.
Малайская пословица
Грохот, с каким взорвался остров Кракатау, а его обломки разлетелись и упали на соседние острова и в море, был таким оглушительным, что напугал даже жителей Сингапура. Этот взрыв слышали в Сайгоне и Бангкоке, в Маниле и Австралии, а раджа из Новой Гвинеи поинтересовался, по какой причине белые люди палят из пушек. Звук взрыва донесся и до Цейлона, а волна цунами, пронесшаяся по морю, унесла людские жизни на побережье этого изумрудного острова. Даже далеко-далеко в Тихом океане, на расстоянии двух тысяч миль от Кракатау, было слышно, как рухнула огненная гора.
Вероятно, вулкан обрушил свое раскаленное дыхание, полное пепла и камней, лишь на Кетимбанг и возвышавшиеся над ним склоны Раджабасы; главную разрушительную работу он предоставил морю. Огромные волны цунами ударили по западному побережью Явы, неся смерть и разрушения на много миль вглубь острова. Исчез с лица земли портовый город Аньер вместе с его маяком, как и многие другие города и селения до Бантама и дальше. Побережье Суматры представляло собой не менее ужасную картину: был разрушен не только Кетимбанг, но и Телукбетунг и многие другие участки берега вдоль залива Лампунг. Более детально картину ущерба пока не знал никто. Она будет составлена позже, когда вернутся из пострадавших земель посланные туда в первых числах сентября чиновники колониальной администрации. Тогда определят и более точное число погибших, которое уже теперь оценивалось во много тысяч. Впрочем, слишком многие были унесены в море волной цунами, и подсчитать их количество было невозможно. Правда, несмотря на противоречивые сообщения, было ясно: в том аду погибло совсем мало европейцев, чуть больше трех дюжин. Пострадали малайцы, яванцы, китайцы и арабы. Гнев Оранга Алийе обрушился на его собственные народы.
И он пощадил Батавию. Правда, из-за потемневшего неба в городе наступил небывалый холод, а на порт обрушились одна за другой несколько волн цунами и понеслись с огромной силой по каналам в город, но, за исключением нескольких затопленных лавок, особого ущерба не принесли. Батавия обрадовалась этому и взяла реванш, устроив в пользу пострадавших вихрь благотворительных балов и прочих развлечений, как всегда, роскошных и чрезмерных. Этими и другими деньгами, поступавшими со всего мира, распоряжался созданный для этого комитет. Принц Оранский собирал пожертвования в Нидерландах, семейство Крупп из Эссена прислали шесть тысяч флоринов. Ведь, в конце концов, надо было подумать о торговцах и плантаторах, потерявших многих работников, оказавшихся без мостов и транспорта. И пока «Ява Боде» расхваливала всяческие удовольствия и благотворительность, рекламировала преимущества комфортабельного отдыха, как благотворного отвлечения от тягот деловой жизни, в разделе объявлений появлялось все больше просьб о деньгах и сборе вещей для нуждающихся и адреса благотворительных обществ.
– Цирк задерживается в городе еще на несколько дней и дает благотворительные представления, – сообщила Якобина и зашелестела газетой, складывая ее. Сквозь прорези в ставнях пробивалось утреннее солнце, наполняя комнату мягким светом, а из сада доносились веселое пение птиц и стрекотание цикад.
Флортье лежала рядом с Якобиной на их общей кровати.
– Я знаю, – покраснев, ответила она и, скрывая неловкость, намотала на указательный палец прядь волос. После благополучного спасения ей все еще казалось, что ее длинные волосы пахли паленым, сколько бы она их ни мыла, сколько бы ни втирала в них ароматное масло, поэтому вчера она решила подстричься. Теперь она со своими локонами выглядела как смазливый паж из оперетты.
Якобина отложила газету в сторону, вытянулась во весь рост на кровати и пристально посмотрела на Флортье.
– Ты ничего не хочешь написать ему?
– Зачем? – прошептала Флортье, отпустила свою прядь, а вместо этого потрогала руку тряпичной куклы, которую Ида прижимала к себе в полусне. Эту куклу они купили недавно, как и скромный набор одежды, обуви, шляпок и необходимые туалетные принадлежности. Теперь их финансов хватало лишь на магазин «Ван Влётен & Кокс». – Через пару дней он все равно уедет с цирком. Да он уже наверняка и забыл обо мне.
Якобина хотела что-то возразить, но хорошо понимала, что творилось в душе ее подруги.
Бурная радость от спасения быстро сменилась потрясением еще на буксире, который вез их в Батавию, когда перед их взорами предстала ужасающая картина полного разрушения побережья Явы. Груды обломков и грязи, сломанные деревья и дымящиеся камни, сваленные в кучу трупы животных и первые костры, на которых сжигались мертвецы. Когда они прибыли в целую и невредимую Батавию и почувствовали себя там чужими, их с удвоенной силой настиг ужас пережитого. Они плохо спали, все трое, причем днем, а не ночью, так как зажженные лампы не спасали от кошмаров, после которых они пробуждались в холодном поту, а иногда и с криками. Якобину и Флортье охватил паралич, отчасти вызванный ощущением вины, ведь они пережили эту катастрофу и почти не пострадали, а множеству других она стоила жизни. Теперь им больше ничего не было нужно, кроме этой чистой комнаты, мягкой постели, ванны и хорошей еды. Возможно, прав был врач в госпитале, который обследовал и обработал раны, рекомендовав им покой. Просто у них было нервное истощение после пережитых ужасов. Ведь это был только пятый день после того, как буксир подобрал их под склонами вулкана Раджабаса – 30 августа, как они узнали. Им просто не верилось, что они провели в темноте два с половиной дня; их охватывал ужас, когда они думали об этом. Конечно, пройдет еще какое-то время, прежде чем они полностью восстановятся и смогут думать о своей дальнейшей жизни.