Мужчина заговорил, до эскалатора донеслось: «Не имеете права…» Вархан поднял ствол выше.
Дверь в зал раскрылась. Внутрь просунулась голова без противогаза и что-то сказала.
Охранники зашевелились, обмениваясь короткими репликами, принялись стягивать свои маски. Тот, что был в плаще, слегка опустил ружье. Седобородый подошел к нему почти вплотную, и вархан, уже отворачиваясь, ткнул его стволом в лоб. Вроде бы он сделал это походя, даже без замаха, но удар опрокинул мужчину на спину, и затылок его громко стукнулся о пол.
Женщина постарше сжалась, а молодая вскочила, с криком бросилась к седобородому, но присела, прикрыв голову руками, когда вархан рявкнул что-то угрожающее.
Седобородый лежал неподвижно, люди вокруг испуганно шептались или угрюмо молчали. Варханы снимали маски, сворачивали и клали в сумки на поясах. Кирилл передвинулся на другую сторону эскалатора, чтобы получше разглядеть второе помещение. Посреди него на круглом помосте стоял черный квадроцикл: большие ребристые колеса, рулевая вилка, решетчатый багажник, широкое длинное сидение для двоих… Позади машины был стенд, на нем красочный рисунок: мужественный блондин и девушка, обхватившая его за поясницу, мчатся по живописному бездорожью. Под рисунком было написано «ГОРЕЦ-7», а над ним — «ТЕСТ-ДРАЙВ».
Снизу доносились причитания, плач, стоны, изредка слышались скупые реплики варханов. Зато на стороне выставки-продажи стояла тишина. Поправив рюкзак, Кирилл принялся спускаться на корточках, неловко переваливаясь с одной ступеньки на другую, придерживаясь за поручни и тихо пыхтя.
Что там, в этих квадрах? — размышлял он по дороге. Много электроники? Заведется он или нет? Если заведется, и если в баке есть горючка… Из зала два выхода: центральный, ведущий на перекресток, где стали лагерем варханы, и боковой — широкие стеклянные двери, за которыми в рассветных сумерках виднеется асфальтированная дорожка, круто изгибающаяся в сторону от перекрестка. По ней можно свалить отсюда. Судя по тому, на что он успел насмотреться ночью, пробираться через захваченную Москву пешком — долго и опасно. А вот проехать ее на этом «горце»… Ну то есть, конечно, тоже опасно, может даже еще опаснее, но, с другой стороны, и гораздо быстрее. Он сможет покинуть город меньше, чем за час. Ведь это было бы круто — на ревущем квадроцикле, потрясая катаной, вылететь из-под носа у целого лагеря варханов и раствориться на утренних московских улицах!
Вот только заведется ли машины и есть ли в ней топливо? Охлаждение двигателя там воздушное, коробка передач механическая, простенькая… Во всяком случае, Кир очень на это надеялся — автомат-то мог и не сработать.
Преодолев эскалатор, он на четвереньках обогнул несколько автомобилей, парочку сияющих хромом мотоциклов и круглый помост с квадроциклом. На полу разглядел грязные следы с тупой, будто срезанной передней частью, и решил, что их оставили здесь ноги варханов.
Кир добрался до ведущих наружу стеклянных дверей, толкнул — они легко, без скрипа, открылись. Широко распахнув их, вернулся к помосту, залез на него и присел у покатого черного борта. Светало, с перекрестка доносился шум шагов, мычание рогатых животных, голоса и гул двигателей. Хлопали на ветру шкуры, постреливали искрами догорающие авто. Пахло гарью, паленой резиной и навозом. А в ресторане было тихо. Варханы совсем рядом, за перегородкой, стоит им услышать шум, как они ворвутся сюда и расстреляют его из своих ружей…
Попятившись на четвереньках, Кирилл стащил со спины рюкзак, положил на решетчатый багажник квадра и кое-как пристегнул ремнем. Снова проковылял вперед, подняв руки, схватился за рулевую вилку — и приготовился вскочить, чтобы, прыгнув в седло машины, с ходу завести ее и вылететь наружу.
II
…Первое, что услышал Игорь Сотник, было сопение, а первое, что ощутил, — холод. Несколько секунд он лежал, прислушиваясь и пытаясь вспомнить, что происходило недавно. Зеленая световая волна… авария… люди в противогазах, дизельные тачанки и алые молнии… гонка на мотоцикле, мост, канал… Дядя Миша, вставшая «тойота», автобус, Тоня…
Тоня!
Он сел. Тоня! Она утонула!
Или нет? Игорь тогда прыгнул… прыгнул… Да, прыгнул с моста и ударился о борт автобуса, а после все потемнело, и последнее, что осталось в памяти, — плеск воды и холод.
Издалека доносилась приглушенная канонада. Под Игорем был плащ, который он забрал из кабины автозака. Влажный, воротник почти оторван. А где автомат? Нет его… Сотник огляделся. Он находился под задней стеной полуразваленной кирпичной будки. В стене был пролом, за ним в будке горел костерок. Небо темно-серое, сумрачно — то ли ранее утро, то ли поздний вечер.
У пролома, спиной к костру, сидел, поджав ноги, мальчик в спортивных штанах и клетчатой рубахе явно не по росту — сидел и монотонно раскачивался взад-вперед, тихо посапывая. Коротенький ежик серых волос, лицо круглое и какое-то… недоброе, что ли. Из закатанных рукавов торчали грязные тощие запястья.
Когда Игорь повернулся к нему, мальчишка не перестал ни сопеть, ни раскачиваться.
— Ты кто? — спросил Сотник.
Ребенок извлек из-под рубашки большую ржавую флягу и протянул ему.
— Пить будешь, дядька? Батя после несознанки всегда пить требувал.
Игорь взял флягу, открыл, понюхал и сделал несколько глотков теплой воды. Он никогда не умел вести себя с детьми, не знал, как к ним обращаться, как заводить приятельские отношения, да и вообще — о чем с ними говорить. Рядом с ними Сотник чувствовал себя слишком большим, неловким, угловатым, грубым… Дети не были его жизненным призванием.
— Как тебя зовут? — спросил он, закрывая флягу.
— Хорь.
— Что? — удивился Игорь. — Почему Хорь?
Мальчик передернул плечами.
— Батя так называл.
Будка стояла на краю редколесья, рядом из земли торчал угол бетонной плиты, поросший мхом. Игорь поднялся на колени, похлопал по карманам — пистолета тоже нет. Он снова повернулся к Хорю.
— Где мы? Как я сюда попал?
Мальчишка махнул рукой влево, откуда доносился едва слышный плеск волн:
— Ты по реке плыл. Такой… дохлый.
— Дохлый? — переспросил Сотник.
— В корягу вцепился, глаза закрыты. К берегу поднесло, я вытащил. Еле руки твои разжал, как деревянные. Сюда притащил, положил…
— Как же ты меня дотащить смог? Не ври!
— Не вру! — вспыхнул мальчишка. — Сам ты… Я сильный!
— А я — тяжелый.
— Тяжеленный, ага, — серьезно кивнул ребенок. — Кабан такой. Я тебя волоком, так потихоньку, по полметра…
— До канала вон сколько, — Сотник все же сомневался, что мальчик мог вытащить его в одиночку.
— А покатил, как бревно, — пояснил Хорек. — Потом послушал: сердце бьется. С виду — мертвяк, а бьется. У бати тоже так раз было, как перепил на юбилее на заводе, пришел, брык — и вроде мертвяк! Я соседку позвал, поглядела, кричать стала: умер, умер! А я послухал — бьется сердце. У тебя лицо такое ж было, как у бати тогда.