— Красивей красивого, да?

— И что нам теперь делать?

— Да я без понятия, Эрин.

Мы протерли застежки и монеты; рассмотрели их.

— Не такие уж древние, — говорит Январь. — Им, наверное, лет сто или около того.

— Но Дедуля его не убивал.

— Дедуля его не убивал.

Он посмотрел на пустынную реку, катившую воды в море.

— Наверное, было время, когда река была куда полноводнее. Прорва кораблей. Прорва народу работала в порту и на верфях. Может быть, он просто упал в воду и никто не заметил, а когда хватились, было уже поздно.

— Может быть, его искали много недель, но так и не нашли. Они подумали, что его затянуло на дно реки или унесло в море.

Январь посмотрел на металлические застежки.

— Это от рабочего комбинезона, — говорит. — Вот что это такое. Знаешь, которыми лямки пристегивают.

— Это рабочий.

— Да, рабочий.

Мы посмотрели туда, где уже не было ни складов, ни мастерских. На противоположном берегу все благоустроили. Засеянный газон. Прогулочные и велосипедные дорожки. А вверх по реке тянулись пустыри, разрушенные причалы, руины, которые тоже скоро снесут. Там, где раньше стояли огромные портовые краны и погрузочные платформы, выросли новые рестораны и клубы. У нас за спиной было еще много развалин — в том числе наша типография, — обреченных к скорому уничтожению. Мы снова посмотрели на юного красавца в болотной жиже, свидетеля исчезнувшей эпохи.

— Наверное, у него были дети, — сказала я. — И жена. Наверное, они ждали его, а он так и не вернулся домой.

— Кто он был?

— Теперь уже не узнаешь.

— Загадка.

— И что нам делать?

— Можно так оставить. Можно снова закопать. Можно вынести отсюда.

Больше мы не разговаривали. Быстренько спустились вниз и осторожно выкопали его. Мы работали медленно, аккуратно. Подсовывали под тело руки и высвобождали его из Черной Грязи. Мы улыбнулись, увидев у него на ногах кожаные сапоги, не разложившиеся, как и тело. Мы подняли его и вынесли-выволокли на сушу. Мы думали, он будет громоздкий и застылый, но тело изогнулось, когда мы его подняли. Суставы сохранили гибкость. Мы положили его на плот, лицом к небу. Присели на корточки и стали водить руками по его коже. Дотрагивались до лица, гладили лоб. Аккуратно расчесали ему волосы. Смыли ил, черпая горстями воду из реки. С каждой минутой он становился все больше похож на живого и все красивее. Мы подняли его с двух сторон и внесли по разломанной лестнице на причал.

25

Мы отнесли его к Озборну и отмыли дочиста. Потом соскребли Черную Грязь и с себя. Расчистили от мусора место на полу типографии, недалеко от комнаты охраны, и устроили мертвеца под распростертыми крыльями ангела. Монеты и застежки мы поместили у него в изголовье. Выложили из металлических литер:

Тем временем солнце поднялось в зенит. Оно светило на святого через прогнившие стропила и танцующую пыль. Где-то в цеху запела незримая птица. А он лежит, как будто во сне, как будто может в любой момент открыть глаза, вытянуть руки и ноги, сесть и снова занять свое место в мире.

В комнату охраны мы вернулись ближе к вечеру. Небоглазка и Мыш все разглядывали Небоглазкины сокровища. Дедуля сидел над ними за столом, листая страницы своей огромной книги.

— Пошли, что мы вам покажем! — говорим.

Мы повели Мыша и Небоглазку по проходам, между печатных станков, туда, где лежал он.

— Кто это? — спросили они шепотом.

— Загадка, — отвечаем. — Какой-то рабочий.

Они испуганно и зачарованно уставились на него.

Тут подошел Дедуля, медленно, весь в черной грязи.

Он опустился на колени, уставился на мертвеца.

— Большая радость, — говорит. — Большая радость, Помощничек. Ты нашел настоящего Святого.

— Святого? — переспросил Мыш.

— Здесь есть загадки, здесь есть сокровища, и здесь есть святые, которые только и ждут, чтобы их обнаружили. Эти святые — они из давних времен, давних-предавних времен, до Дедули, до Небоглазки, до нас до всех.

Он посмотрел на Мыша. Потянулся, погладил его по щеке:

— Когда-то давно я слышал, что в Черной Грязи есть такие святые, их только надо найти. Но отыскать его смог только ты, потому что для этого нужно очень доброе сердце. Я благодарю тебя, Помощничек, за то, что ты нашел святого в глубоком-глубоком мраке и принес его сюда ко мне.

Он закрыл глаза. Молится, судя по всему. И вдруг в глазах у меня поплыло: я увидела странный светящийся контур вокруг фигуры на полу типографии, под обрушившейся кровлей. Говорю себе: у тебя, похоже, галлюцинации. Шепчу, что не может такого быть. И тут мне вспомнились слова Уилсона Кэйрнса прямо перед нашим побегом: Это возможно. Это возможно.

Я вспомнила, как его глаза глядели сквозь нас на что-то удивительное в дальней дали. Я вспомнила его последние слова: Присматривайся. Смотри внимательно. Я и смотрю во все глаза. И тут откуда-то снаружи раздался оглушительный шум и скрежет, как будто на нас едет огромная машина.

Дедуля повернулся к Небоглазке.

— Я был хорошим Дедулей? — спросил он шепотом.

Она прижалась к нему:

— Ты чудесный Дедуля.

— Вот ты и увидела свои сокровища.

— Да, Дедуля.

— Я многое скрывал от тебя.

— Да, Дедуля. Очень-очень многое.

— И много еще такого, чего ты пока не знаешь.

Он перевел глаза на меня:

— Твоя подруга понимает.

— Да, — откликнулась я. — Я понимаю, Дедуля.

Он вздохнул и опустил голову:

— Небоглазка?

— Да, Дедуля?

— Я очень плохо делал, что скрывал от тебя?

— Ты не делал ничего плохого, Дедуля. Ты охранник. Ты старался меня охранить.

Он вздохнул.

— Да, малышка. Я охранник. И я старался тебя охранить.

Он снова вздохнул, еще глубже. Он выглядел старым, очень старым. Посмотрел на меня, на Января, на Мыша.

— Это твои братья и сестра, Небоглазка? Твои братья и сестра вернулись к тебе?

Небоглазка спросила еле слышно:

— Ты будешь мне братом, Мыш Галлейн?

— Да, — ответил Мыш.

— Ты будешь мне братом, Янви Карр?

— Да.

— Да, Дедуля, это вернулись ко мне моя сестра и мои братья.