Марианна только покачала головой.

– А по какому вопросу вы меня вызывали, Александр Николаевич? – спохватилась она.

– Я сначала хотел сам к вам зайти, но потом подумал, что разгуливать по коридорам фирмы с таким лицом не очень хорошая идея. Что подумают обо мне сотрудники? А видеть я вас хотел, чтобы извиниться за вчерашнее.

Марианна с удивлением посмотрела на него.

– Я был излишне резок с вами, – продолжал Сакуров виноватым тоном, – и сейчас приношу вам свои извинения.

При этих словах Сакуров дотронулся до плеча Марианны и доверительно заглянул ей в глаза. Он стоял от нее так близко, что она почувствовала его дыхание на своем лице.

В этот момент дверь кабинета распахнулась, и на пороге появилась Буданова.

Сакуров резко отдернул руку от плеча Марианны, как будто ошпарился, и отступил от нее на шаг назад. Но Буданова успела заметить и руку Сакурова, лежащую на плече Марианны, и его проникновенный взгляд, направленный в ее сторону.

Глаза Будановой полыхнули яростью.

«О, да между этими двумя, наверняка что-то есть», – мелькнуло в голове у Марианны и она поспешила покинуть кабинет Сакурова.

Буданова проводила ее уничтожающим взглядом и повернула возбужденное лицо в сторону Сакурова.

Ноздри ее гневно раздувались, а грудь под низко декольтированным вырезом кофточки неровно вздымалась.

– Что эта шлюшка делала в твоем кабинете? – сквозь зубы пршипела Буданова и посмотрела на Сакурова, как змея, готовая укусить его.

– Галина, ты опять за свое, сколько раз я просил тебя. – Сакуров поморщился и устало опустился в кресло.

– Ты раздевал ее взглядом! Я видела! Не успела она появиться здесь, а ты ее уже хочешь затащить в постель? – Голос Будановой срывался почти на крик.

– Чушь, – как мог, отбивался Сакуров. – Зачем она мне.

– Чушь? Докажи! – требовала Буданова.

– Я не знаю, как это можно доказывать. И вообще, прекрати свою бабскую истерику, – с раздражением бросил Сакуров. Взвинченность Будановой стала передаваться ему.

– Отчего же, – голос Будановой вдруг сделался слаще меда, а глаза хищно блеснули, – ты можешь мне это доказать, милый… прямо сейчас…

Буданова двинулась в сторону Сакурова, соблазнительно покачивая бедрами и медленно расстегивая пуговицы на своей кофточке.

Мгновение – и кофточка полетела в Сакурова, через секунду туда же последовала юбка, потом чулки. Буданова лихорадочно сдирала с себя одежду и беспорядочно разбрасывала ее по кабинету. Она надвигалась на Сакурова, как рок, как фатальная неизбежность. В голове у Cакурова мелькнула мысль: наверное, вот так же в глубинах океана зарождается тайфун и движется потом на землю, неся в себе разрушительную мощь такой силы, противостоять которой невозможно.

Сакуров сжался в кресле. Он знал свою любовницу и понимал, что сейчас с ней лучше не спорить, не сопротивляться. Лучше подчиниться.

Буданова видела его смятение и торжествовала, осознавая свою власть над ним. «Куда он денется, – злорадно мелькало в ее голове, – пусть только пикнет, я такой шум подниму: мало не покажется». Ее раздирали злость и досада, что он смеет, кроме нее, смотреть еще и на других женщин. И ее настоящий демарш служил способом возмездия, актом удовлетворения своего уязвленного самолюбия.

Буданова приблизилась к Сакурову вплотную и впилась ему в губы с яростным ожесточением.

«А дверь-то она, кажется, не закрыла», – Сакуров так и не успел додумать эту мысль до конца. Уже в следующее же мгновение его подхватила и унесла за собой волна так некстати разбушевавшейся страсти его подруги. Об истинных причинах происходящего он даже не догадывался.

3

Когда за Будановой захлопнулась дверь, Сакуров с облегчением вздохнул.

– Уф! – Он вытер мокрое лицо платком. – Кажется, обошлось на этот раз, и никто, на его счастье, так и не вошел в кабинет.

Сакурова пронзила глубокая дрожь, едва он представил себе эту картину. Он быстро привел в порядок свою одежду и внимательно осмотрел кабинет. У ножки стола, на поверхности которого еще несколько минут назад кипели и бушевали страсти, он обнаружил презерватив. Краснея, как будто кто-то в этот момент мог видеть что-то, обличающее его, Сакуров быстро нагнулся, поднял резинку и, тщательно обернув ее бумагой, бросил в мусорный бачок, чтобы даже уборщица случайно не могла увидеть этот предмет. Затем, немного поразмыслив, Сакуров запустил руку в мусорный бачок, нащупал там завернутый в бумагу презерватив и сунул его в карман пиджака.

«Так будет вернее, – с облегчением вздохнул Сакуров. – Теперь комар носа не подточит». Даже, если кто и захочет, то никак не сможет его уличить в чем-то эдаком. И тут же ясно представил, как выглядел он со стороны, заметающий следы преступления на рабочем месте, а затем роющийся в своей мусорной корзине.

– Господи! До чего я дошел, до чего довела меня эта женщина. – Сакуров брезгливо поморщился. – Как могло случиться, что я, сильный и волевой мужчина, попал под влияние этой подозрительной и ревнующей меня чуть ли не к каждому фонарному столбу особы?

Сакуров вспомнил, как начиналась его связь с Будановой. Это случилось после его развода с женой. В то время он переживал не самые лучшие времена, чувствовал себя никому не нужным и одиноким. Ситуация усугублялась тем, что жена не позволяла ему видеться с сыном. Сакуров страдал.

Буданова, казалось, только этого и ждала. Она повела решительную атаку на своего начальника. Тогда Сакурову казалось, что ею двигают искренние чувства. На какой-то период времени эта связь окрылила его, вернула радость и потерянный вкус к жизни. Но чем дольше продолжались их отношения, тем все четче и острее Сакуров ощущал, что Галина не его женщина. Постепенно он пришел к выводу, что ему нужна другая. Вот только какая? Вряд ли Сакуров однозначно мог ответить на этот вопрос. Но одно он знал определенно: его женщина совсем не похожа на его бывшую жену, влюбленную только в себя, еще раз в себя и никого больше, и уж тем более не на Буданову. С Галиной он очень быстро почувствовал, что ее интерес к его персоне носит ярко выраженный социальный характер. Не будь он президентом фирмы, она бы его даже не заметила. Это сильно ранило самолюбие Сакурова, когда он об этом догадался, но было уже поздно. Буданова вцепилась в него мертвой хваткой и крепко держала его в своих цепких ручках. Отпускать его она совсем не собиралась и даже более того, надеялась сделаться госпожой Сакуровой, как она однажды проговорилась ему. Сакуров отделался тогда молчанием, но про себя твердо решил: не бывать этому никогда. Но пока рядом с ним не было той, ради прекрасных глаз которой он с легкостью бы покинул Буданову.

Сакуров почему-то вдруг вспомнил пронзительно синие, как васильковое поле, глаза Марианны, и в груди его гулко ухнуло сердце. Почему его так тревожат и смущают ее глаза? Может, потому что в них скрыта какая-то тайна, пока недоступная ему?