– Это поможет галерее?
– Еще как! – с восторгом воскликнул Гарет.
– Тогда вам остается лишь сообщать мне, когда вам будет нужен камень, – сказал Джонатан.
Эрин сочла очень пикантным, что в этот момент опал находился тут же, рядом с ними, и что об этом знали лишь она и Джонатан.
– Нам нужно только хорошенько продумать, как мы представим публике камень, – сказала она.
– Есть предложение, – сказал Брэдли. – Опал можно положить на подест, а за ним, на стене, написать фреску. Что-то вроде пейзажа, где будут изображены места, в которых был найден опал, и старатель возле костра.
– Замечательная идея! – воскликнула Эрин.
– Кому мы закажем такую фреску? – забеспокоился Гарет.
– Может, художнику, чьи работы мы сегодня выставили? – предложил Брэдли.
– Толковое предложение. Ты думаешь, он справится?
– Да, несомненно.
– Ты сможешь уговорить его, чтобы он пришел сюда?
– Наверное, только после заключения договора, если мы дадим ему гарантии приватности.
– Я уверен, что это можно сделать, – заверил сына Гарет.
– Фреска? Действительно, замечательная идея, – сказал Джонатан, заразившийся общим энтузиазмом.
– Вы можете описать мне опаловые поля? А я передам эту информацию художнику, – спросил Брэдли у Джонатана.
– Конечно.
Они уселись в углу зала и продолжили разговор.
Марли не отходила от Эрин, а та баловала ее жареными колбасками в тесте и маленькими канапе, налила ей молока. Когда девочка наелась до отвала, Эрин повела ее на экскурсию по галерее, объяснив, что здесь ее рабочее место. Ей было радостно видеть рядом с собой Марли. Она скучала по девчушке больше, чем могла предположить.
Марли рассказала ей о матери Джонатана, даме по имени Мэй, – что она очень добрая. Казалось, девочка уже успела к ней привязаться. Но вот Лайзу она почему-то не упоминала вовсе.
– Бабушка Мэй печет для меня шоколадные булочки. Я их очень люблю, – сообщила Марли. – Она мажет их сверху глазурью.
– Хм-м, я тоже люблю шоколадные булочки, – отозвалась Эрин.
– А еще бабушка Мэй читает мне книжки.
– Очень хорошо, я рада, – сказала Эрин.
– Где же дядя Корнелиус? Мне так хочется поиграть с ним в мяч.
– Он все еще в Австралии, – ответила Эрин.
– В нашем доме?
– Нет, в Западной Австралии, в городке под названием Брум. Он покупает там жемчуг, который потом продаст в Англии.
– Мне Австралия нравится больше, чем Англия, – заявила Марли и грустно опустила голову.
Эрин мысленно посочувствовала девочке.
– Марли, к новому месту привыкаешь не сразу. Я вот очень скучала по Англии, галерее и моей семье, когда была в Австралии. Но потом все-таки привыкла.
– Мне понравился дом, в котором мы жили. Дом, где я играла с дядей Корнелиусом. Я скучаю по моим качелям. Мне очень хочется, чтобы мы снова там жили.
Эрин чуть не заплакала.
– Да, там было в самом деле очень приятно и красиво, верно? – растроганно согласилась она. Ей тоже хотелось бы вернуть назад те дни. Марли не понимала, что они больше не могут жить вместе, что Джонатан женится на Лайзе и будет жить с ней в Англии.
Вернулись Джонатан и Брэдли.
– Пожалуй, нам пора возвращаться домой, – объявил Джонатан.
– Я не нахожу слов, чтобы поблагодарить вас за то, что вы делаете для нас, – сказала Эрин.
– Я был бы готов сделать еще больше… Я рад, что вообще могу что-то для вас сделать… Через две недели я привезу вам «Австралийскую Олимпиаду». – Он взял Марли за руку. – Ваш брат считает, что за это время вы сможете подготовить все для выставки.
– Да, я надеюсь, – ответила Эрин. Ей очень не хотелось отпускать своих друзей, но она радовалась, что скоро увидит их снова.
Она помахала им рукой в окно, когда они шли по улице, и ее глаза наполнились слезами. К ней неслышно подошел Брэдли.
– Ты их любишь, сестричка? – спросил он.
Эрин смахнула слезы.
– Я… конечно, люблю.
– Мне кажется, что Джонатана ты не просто любишь. В Джонатана ты влюбилась, – не унимался Брэдли. – А еще я вижу, что малышку ты любишь, словно она твоя плоть и кровь.
Сначала Эрин хотела отмахнуться от слов брата – мол, ничего-то она не влюбилась… Но не смогла.
– Да, я люблю Марли как родную дочь, но никогда не смогу стать ей матерью, потому что Джонатан помолвлен с другой. Поэтому не имеет значения, как я к ним отношусь и что чувствую.
– Я заметил, как он смотрел на тебя. Он тоже тебя любит, – сказал Брэдли.
У Эрин учащенно забилось сердце.
– Он порядочный человек. Замечательный. Его невесте очень повезло.
– Жизнь иногда делает причудливые зигзаги, сестра. Я считаю, что вы трое просто созданы друг для друга.
– И все-таки это невозможно, – возразила Эрин. – Наверное, мне просто не суждено найти настоящее счастье.
Брэдли обнял ее за плечи.
– Я так не считаю, – утешил он ее. – Ты подожди немного.
– В пятницу вечером мы сможем взглянуть на фреску, – сообщил Брэдли в среду отцу и сестре, когда они поехали в галерею. Выставка была назначена на субботу. – Сегодня и завтра художник делает последние штрихи.
Гарет с Эрин непрестанно беспокоились, будет ли готова работа в срок, и с облегчением выслушали эту новость. Художник с огромной решимостью оберегал свою приватность. Когда он писал фреску, окна были завешены. Но при этом он настаивал на присутствии Брэдли в галерее. Сама фреска была закрыта от посторонних глаз огромным куском парусины, и это вызывало толки у посетителей галереи.
– Спасибо вам за ваше терпение, за то, что вы не требуете показать картину и готовы ждать до ее завершения, – сказал Брэдли и взглянул на сестру. – Я знаю, тебе это далось особенно трудно, ведь ты всегда отличалась любопытством.
– Это ты на вежливый манер намекаешь, что я люблю всюду совать свой нос, братец?
– Ну, я не имел в виду это, – усмехнулся Брэдли.
– Что ж, признаюсь, я напрягала всю свою волю, чтобы не заглянуть за парусину, – призналась Эрин. – Но ведь я обещала, что не стану этого делать, и сдержала слово.
– Но все-таки я хочу познакомиться с художником, – сказал Гарет сыну. – Ты можешь это устроить перед открытием выставки?
– Знаешь, па, велика вероятность, что он явится на выставку, – ответил Брэдли.
– Превосходно! – воскликнул Гарет.