— Точно. А меня летуны к себе взяли в Улей. Училась в их школе, присягу потом дала ну и стала сначала механиком, потом навигатором на дирижабле, после младшим пилотом, а теперь вот и…
Эви широко зевнула.
— Давай, что ли, спать, доставщик? Или хочешь меня с машины своей все же прогнать?
Я встал.
— Ты можешь остаться пока, но только если расскажешь сейчас, куда летела и почему за тобой омеговцы гнались. Так расскажешь, что я тебе поверю.
Эви развела руками.
— Меня в Арзамас послали. В Улье узнали, что отношения между Замком Омега и Меха-Корпом обошлись… А расстояние же большое, радиосвязь в Пустоши так далеко не действует из-за радиационных пятен и других аномалий. И я вроде как с визитом отправилась, чтобы узнать, не требуется ли Корпорации помощь Гильдии.
— Так что, омеговцы тебя подстерегали, что ли?
— Вот этого не знаю. Да нет, вряд ли. Хотя… не знаю, доставщик. Но они из пулемета меня сначала обстреляли, дыр в авиетке наделали, а потом из пушки своей попали. Так вот.
Я встал, повернулся кругом, прикидывая направление, и сказал:
— Врешь, Эви. Это ехать в Пустоши приходится зигзагами из-за гейзеров и других опасных вещей, а лететь-то по прямой можно.
— Ну так что? — не поняла она, тоже поднимаясь.
— Да то, что это место не лежит на прямой между Минском и Арзамасом. Мы ж к Мурому приближаемся, а он севернее. Врешь!
Она покачала головой:
— Не вру. Просто, говорю же, где в этих местах банда Заги-Головатого обретается. И я… ну, свернула как бы слегка с курса, чтоб тут полетать. У меня ж пулемет на авиетке, так я б по ним сверху… У меня, понимаешь, до сих пор на тех кетчеров, а особливо на Головатого, обидка. Обида, будем говорить — обидища!
— Так если ты не прямиком в Арзамас летела, то как омеговцы тебя стеречь могли? Откуда они знали, что ты здесь летать станешь?
Эви пошевелила бровями.
— Правду говоришь, доставщик! Ниоткуда, выходит… И я вот что еще тебе скажу: я, когда только к этому району подлетала, так видела две омеговские бригады, которые с разных сторон примерно в одном направлении двигались.
— К Арзамасу? — насторожился я.
— Ну, вроде как да… Хотя нет, скорее — к Мурому. Да, точно, к нему. А этот танкер… Вот я еще подумала: ведь в омеговских бригадах не бывает, чтоб только по одному танкеру. Они либо по два ездят минимум, либо если один все же — так с ним завсегда две-три машины прикрытия. Ну, такие, быстрые… Танкер, стало быть, мощный, но медлительный, а те более уязвимые, но верткие очень. И где они? Не видать почему-то. Ладно, доставщик, это все лирика. Ты скажи, что мы с тобой дальше делать будем?
Я ответил, спускаясь в люк:
— Мы с тобой — ничего. Я буду спать в рубке, ты на палубе. А утром иди куда хочешь.
Стук по стеклу вырвал меня из сна. Лежавшая на груди трехлинейка покатилась по полу, когда я сел сбросив одеяло. Схватил со стула «шершень», вскочил и направил пистолет в цыганку, маячившую за окном рубки.
Стояла глубокая ночь, на палубе в плошке горела лучина, которую я оставил Эви. Не до конца доверяя ей, я заперся в рубке, сложив там все имеющееся на борту оружие, и предупредил, что если она попытается залезть внутрь — пристрелю. Люки задраил, навесил замки, как делаю всегда, если приезжаю в незнакомое место и вынужден на некоторое время оставить «Зеба». В распоряжении непрошеной гостьи были палуба, два одеяла и кресло-качалка.
Я едва не выстрелил. Палец почти вдавил спусковой крючок, когда до затуманенного сознания дошел наконец смысл слов, которые произносила Эви:
— Огни. Слышь, Музыкант, огни там. Движутся. И ревет…
Снаружи доносился приглушенный шум. Я моргнул, протер глаза. Эви стояла за лобовым стеклом рубки и вломиться внутрь не пыталась.
— Вставай, говорю! Прикинь, че это так шуметь может в Пустоши ночью?
Почесав стволом лоб, я снял со штурвала ремень с кобурами. Повесив «шершни» на правый бок, а винтовку на плечо, отпер дверь рубки и вышел.
Шум стал громче.
— Вон, глянь, — она показала на восток. — Я пойду проверю.
Не дожидаясь ответа, цыганка спрыгнула в песок, а я встал у ограждения. За холмами пульсировал свет, лучи фар двигались, то взлетали к черному небу, то упирались в склоны, световое облако разрасталось и съеживалось, будто дышало. Донеслись звуки выстрелов, потом дробный грохот. Я переступил с ноги на ногу. Так могло грохотать только одно оружие.
Эви скрылась за ближайшим холмом. Ругнувшись, я полез через ограждение.
Впереди гудели двигатели и раздавалась стрельба. Цыганка лежала на вершине холма, выставив голову, и я улегся рядом, сунув пистолет в кобуру. Эви покосилась на меня и снова уставилась вперед.
В низине между холмами метались тени, посверкивали вспышки выстрелов. Пара горящих сендеров озаряла багровыми сполохами бетонную коробку с провалами окон, торчащую прямо из песка лестницу и ржавый заборчик. Рядом тянулись полузасыпанные землей рельсы древней железной дороги, они начинались в склоне одного холма и пропадали в другом.
— Слышь, доставщик, — Эви показала влево, где за одиноко стоящей кирпичной будкой прятались несколько людей. — Вон то омеговцы. Танкер видишь? Тот самый…
— Откуда знаешь, что это он?
— А почему иначе он не стреляет? Значит, взрыв повредил там что-то: двигаться еще может, а стрелять нет.
— Может, у них просто снаряды для пушки закончились.
— Не-е… — мотнула головой цыганка. — Чую: тот самый танкер. Сюда дополз, и тут кетчеры на него напали. Но с танкера подмогу вызвали… Кетчеров-то видишь?
— Вижу. Только не уверен, что это именно они.
Справа между бетонным зданием и рельсами прятались люди.
— Точно — кетчеры! — уверенно повторила Эви.
— Если кетчеры, то где их тачки… — начал я, и тут как раз одна из них показалась возле бетонного здания.
Узкий нос, приподнятая корма, две пары сидений. Машина понеслась к кирпичной будке, прячущиеся за нею омеговцы дали залп. Тут же с другой стороны громыхнули ружья и пистолеты — бандиты прикрывали водителя.
Один солдат упал, покатился по песку, размахивая руками. Окна бетонного здания, где засели несколько бандитов, то и дело озарялись вспышками.
— Ты говорила, омеговцы на одном танкере не ездят, либо парой, либо с сендерами… И где они? — спросил я.
И тут же получил ответ на свой вопрос — из-за холма, у подножия которого стояла кирпичная будка, показались две машины с выключенными фарами. Пулемет на одной загрохотал, пули прошили атакующий сендер, он резко свернул, из кабины вылетел человек. Водитель налег на руль, пытаясь уйти от кинжального огня. Сендер вильнул, а потом пули повредили движок, и тот смолк. Одна машина остановилась, чтобы пулеметчик мог прицелиться в людей, залегших между рельс, другая повернула обратно к будке — и тогда выяснилось, что все это было отвлекающим маневром.