– Конечно, знаю, – подтвердил тот. – Так ведь и должно быть. Богачи ничуть не лучшие солдаты, чем бедняки. Очень часто они даже хуже.
– Об чем вы говорите? – не поняла его служанка.
– Генерал Балантайн стал генералом только потому, что его папаша купил ему офицерский патент, – терпеливо объяснил ей инспектор. – Он, наверное, сам никогда и в бою-то не был. Только приказы отдавал.
Грейси заерзала на стуле, как будто усилия, которые она прилагала для того, чтобы держать себя в узде, не позволяли ей сидеть спокойно.
– Ежели у него хватило денег на такое, то нам надобно быть оченно осторожными, – сказала девушка сварливо, не глядя на своего собеседника, а потом подняла голову, и ее глаза заблестели. – А вы уверены, што можно купить чин хенерала? И ежели у кого-то есть столько денег, то зачем ваще становиться военным? Это ж глупо!
– Вы этого не поймете, – важно произнес Телман. – Такие люди сильно от нас отличаются.
– Ничем они не отличаются, когда получают пулю в лобешник! – немедленно парировала Грейси. – Кровь есть кровь, и не важно, чья она.
– Я это знаю, и вы это знаете, – согласился ее собеседник. – Но они думают, что их кровь другая и лучше.
Служанка терпеливо вздохнула. Так она делала, когда Дэниел плохо себя вел и переставал слушаться, чтобы понять, где находится предел ее долготерпению.
– Думаю, што вы знаете об этом поболе моего, мистер Телман. Думаю, што мистеру Питту очень повезло, што кто-то, такой умный, как вы, не дает ему совершать ошибки.
– Делаю все, что в моих силах, – согласился полицейский, принимая из ее рук тарелку с третьей порцией торта и позволяя ей вновь наполнить его чашку. – Благодарю вас, Грейси.
Девушка крякнула.
Но когда через полчаса гость ушел, так и не повидав ни Томаса, ни Шарлотту, он задумался о том, чего же все-таки успел наобещать их горничной. День был очень долгим и тяжелым, было страшно жарко, а он прошел несколько миль и не ел ничего, кроме сэндвича с сыром и маринованными огурчиками да торта, который приготовила Грейси. Она хорошо его приняла, и, сам не понимая как, инспектор твердо пообещал этой девушке, что будет рассказывать ей о расследовании дела Альберта Коула еще до того, как докладывать об этом суперинтенданту. Он наверняка сошел с ума! Никогда еще в жизни Сэмюэль не делал ничего более глупого. Это было совсем не то, чему его учили.
Хотя это-то как раз было неважно. Он не тот человек, который подчиняется командам, идущим вразрез с его собственным мнением.
Телман слишком устал, и ему трудно было собраться с мыслями. Он просто чувствовал, что поддался импульсу, хотя ему это было совершенно несвойственно, и раньше он никогда так не делал.
Он дал слово… И кому? Грейси Фиппс, подумать только…
Вернувшись домой, Питт узнал все новости Телмана от Грейси. Неожиданно ему стало грустно от того, что улики все больше и больше связывали Альберта Коула с Балантайном. Надо будет проинструктировать помощника, чтобы тот собрал как можно больше информации о Коуле – а особенно проверил, не был ли тот замешан в ограблениях и в вымогательстве денег. Суперинтенданту не верилось, что генерал мог быть хоть как-то связан с подобными преступлениями. Вся жизнь бедняги несколько лет назад была разобрана по косточкам и изучена чуть ли не под микроскопом.
Когда полицейский проходил мимо продавца газет, он снова услышал, как мальчик выкрикивает подробности произошедшей трагедии:
– Труп на ступенях дома генерала! Полиция в растерянности! Загадка убийства старого солдата на Бедфорд-сквер! Читайте подробности!.. Купите газету, сэр. Спасибо. Возьмите, пожалуйста!
Питт раскрыл газету и прочитал статью об убийстве с растущим гневом и смятением. Там не было сказано ничего, за что журналиста можно было бы привлечь к суду, однако она была полна грязных намеков: Балантайн был боевым генералом, и убитый когда-то служил под его началом, то есть между ними существовала связь – любовь или ненависть, обладание секретной информацией, месть или заговор. Намекалось даже на предательство – настолько тонко, что кто-то мог это и пропустить, но кто-нибудь другой непременно понял бы, что хотел сказать автор. Любой из этих намеков мог соответствовать действительности… И любой из них мог уничтожить генерала.
Томас закрыл газету и, сунув ее под мышку, направился по тротуару ко входу в полицейский участок на Боу-стрит. Не успел он войти к себе, как появился дежурный констебль и сообщил, что помощник комиссара просит суперинтенданта прибыть к нему, как только тот появится на работе. Причина вызова не называлась.
Питт вышел, даже не взглянув на кучу бумаг, лежащую у него на столе. Сначала он испугался, что Корнуоллис получил новое письмо, на этот раз с требованиями шантажиста. Томас успел подумать обо всех возможных вариантах этих требований, начиная от простого вымогания денег и кончая передачей закрытой информации по ведущимся расследованиям, а может быть, даже и изменением свидетельских показаний.
Телману он никаких записок оставлять не стал – инспектор прекрасно справлялся с расследованием. Ему не были нужны ни Питт, ни кто-либо еще, чтобы выяснить все о жизни и привычках Альберта Коула.
Выйдя из здания, Томас направился по Друри-лейн и почти сразу нашел кеб. Ничто не привлекало его внимания, когда экипаж двинулся в южном направлении: ни другие кебы, ни роскошное сверкающее утро, ни кричащие друг на друга кучера… Когда движение остановилось, чтобы пропустить роскошный выезд запряженных четверкой гнедых лощадей с развевающимися плюмажами, суперинтендант тоже не выказал никаких эмоций. Не обратил он внимания и на открытую карету, которая ехала впереди них и в которой сидели шесть хорошеньких хихикающих девочек, чьи торчащие солнечные зонтики представляли несомненную опасность для экипажей, двигавшихся с ними в одном направлении.
Томаса немедленно провели в кабинет помощника комиссара, где он увидел Корнуоллиса стоящим, как это теперь часто бывало, перед окном, выходящим на шумную улицу. Когда Питт вошел, хозяин кабинета повернулся к нему. Он был бледен, под глазами у него залегли темные тени, а напряженные губы были сжаты в тонкую нить.
– Доброе утро, – быстро поздоровался шеф, когда суперинтендант прикрыл за собой дверь. – Входите. – Он сделал приглашающий жест в сторону стоящих перед столом стульев, но сам остался стоять. Создавалось впечатление, что Корнуоллис начнет расхаживать по кабинету, как только Питт устроится в кресле. – Вы знаете Зигмунда Таннифера?
– Нет, – ответил Томас.
Корнуоллис внимательно посмотрел на него. Его тело было напряжено, а руки он сцепил за спиной.
– Таннифер – банкир, очень хорошо известен в Сити и обладает большим влиянием в финансовых кругах, – объяснил помощник комиссара.
Питт ждал, что он скажет дальше.
Поддавшись наконец импульсу, шеф стал расхаживать по кабинету: пять шагов в одну сторону, пять – в другую. Наверное, кабинет был для него палубой корабля, готового вступить в бой.