Сестра опустила взгляд на свои руки. Они дрожали. Фиона внутренне обругала себя за то, что не знала, что Мейрид все эти годы хранила такие вещи.
– Пожалуйста, Мей.
– Нет! – произнесла та хорошо знакомым Фионе тоном, который означал, что переубедить сестру практически невозможно. – Нет. Я не знаю. Я устала. У меня ничего нет и не было. Только… только это.
Она вытянула руку и указала на бумаги.
– Это мои, – немедленно среагировал Чаффи.
Фиона взглянула на эти листочки и сразу поняла, почему Чаффи заинтересовался головоломкой Мейрид. Каждый клочок бумаги был заполнен рядами букв, разделенных на группы по четыре.
– Это шифровки, насколько я понимаю? А где же ключ?
Чаффи вздохнул и постучал пальцами по кожаному корешку маленькой книжечки.
– Вы уверены, что хотите оказаться вовлеченной в это дело?
– Полагаю, это уже произошло, – ответила Фиона. – Кроме того, так будет проще скоротать время в нашей вынужденной изоляции от мира.
Мейрид все еще стояла, слегка раскачиваясь. Фиона не стала говорить, что если у сестры и были еще какие-то «головоломки» деда, расстраивать ее, требуя отдать их, сейчас никак нельзя. К счастью, Чаффи, как она видела, и сам это понимал.
– Проблема в том, что я не могу найти повторяющуюся закономерность в сочетаниях букв – паттерн, – признался Чаффи.
Мейрид посмотрела на него, подняв брови с наигранным удивлением.
– Закономерность всегда есть.
– Но не здесь, – сказал Чаффи, подвигая для нее стул.
Не отводя глаз от бумаг, девушка села.
Если бы Чаффи до этого только и думал, как озадачить их обеих, то лучшего способа найти бы не смог. Девушки быстро убедились, что он был прав: повторяющихся комбинаций для сравнения не было. Фиона после первого просмотра записок признала это и, придвинув свой стул ближе к столу, занялась более кропотливой работой. Мейрид тоже взяла несколько листков и с гордостью сообщила:
– Я лучше ищу паттерны. Фи предпочитает частотную теорию.
Пытаясь составить паттерн из выбранных наугад букв, она спросила у Чаффи:
– Вы говорили, что ключом могут являться слова на часах. Но если они работают, то может быть и другой ключ?
Чаффи почесал нос и склонился над столом.
– Тогда мы далеко не продвинемся. Уж это мне хорошо известно.
– Конечно. Тем более если вы нам не объясните подробней.
Чаффи пододвинул третий стул и присел рядом.
– В этих посланиях имеются места, которые пересекаются с выгравированной на часах надписью. Они как бы встроены внутрь и незаметны для непосвященного, как драгоценный сердолик не виден, когда смотришь на камень, который еще не огранил ювелир. Эти места в записках и надпись на часах каким-то образом объединяются в строчках одного туманного стихотворения.
– Вы думаете, ключ в этих фразах? – спросила Фиона.
Чаффи несколько мгновений смотрел на нее через очки, в которых отражалось пламя свечи, наконец сказал, протягивая маленькую книжечку:
– Совершенно верно. А фразы вот в этой поэме. Я там кое-что подчеркнул. Сами по себе стихи ужасны. Мне жаль вас, если вы решитесь их читать.
Фиона взглянула на название и не смогла сдержать смех.
– «Могила добродетели. В преклонение у алтаря девственности». Автор Уильям Маршалл Хиллард, – прочитала она вслух. – О боже!..
Чаффи покраснел, как первоклассник, и пробормотал:
– Дальше еще хуже.
Раскрыв книжечку, Фиона сразу с ним согласилась.
Не сладок ль первый плод, моя любовь,
Рукою собственной сорванный?
Но не краснеет каждая пчела,
Отведав ягоды, судьбой ей данной.
– Я должна продолжить чтение? – спросила Фиона, давясь от смеха: уже этого четверостишия было достаточно, чтобы понять, что у поэта куда больше энтузиазма, чем ума и таланта.
– Немного, возможно, придется, но не вслух, – успокоил Чаффи, пододвигая к ней свою записную книжку.
– Проблема в том, что фразы на гравировке несколько отличаются от тех, что встречаются в поэме. Видите: «О, первая любовь моя, не сладок ль плод?» Или вот еще: «Ничто во мне не станет мертвым». А на гравировке – «Весь я не умру». Это что-то означает. По крайней мере, должно.
Фиона почувствовала интерес, а кроме того, как решила про себя, чем бы ни занялась, это будет лучше, чем бесцельно бродить по комнатам в ожидании цоканья копыт. Она придвинула поэму поближе и присоединилась к Чаффи и Мей в их изысканиях.
– Ну и ну, – пробормотала она через какое-то время, с улыбкой глядя на свои каракули. – Черт возьми!
– Что там? – спросил Чаффи, вставая со стула.
– Сдается, что нет нужды рассказывать вам о частотной теории, Чаффи. Но напомню, что буква «и» должна встречаться примерно в семи процентах слов текста. Соответственно вот здесь и здесь мы должны увидеть ее повторения.
– Я не вижу.
Фиона улыбнулась:
– Это как раз и указывает на то, что они изъяли слова с «и». «Тэ» тоже не хватает, но я не думаю, что это из-за них, поскольку слова с «тэ» довольно трудно заменить. А вот нужного количечества слов с «и» нет ни в одной из записок со схожими фразами.
Чаффи просмотрел все шифровки, чуть слышно пробормотал какое-то ругательство и почесал лоб карандашом, причем заточенной частью, и на лбу осталась забавная метка.
Мейрид вновь начала тихонько раскачиваться.
– Что ты увидела, Мей? – спросила Фиона.
– Разные паттерны, – ответила сестра, поочередно указывая пальцем на два листка бумаги. – За исключением этой и этой они прослеживаются во всех записках.
– Значит, для них использовался один и тот же ключ.
Сестра кивнула, и Чаффи отделил два листка от прочих и с некоторым опасением посмотрел на Мейрид, которая вновь принялась раскачиваться из стороны в сторону. Фиона подняла руку, предупреждая возможное вмешательство Чаффи. В отличие от него она знала, что Мей всегда так раскачивается, когда занимается напряженной умственной деятельностью.
– Здесь есть паттерн, – между тем произнесла Мейрид задумчиво, проводя пальцами по нескольким листкам. – Определенно закономерность. Нам осталось только как-то обозначить ее.
Лицо Чаффи осветилось улыбкой, будто не Мейрид, а он сам только что сделал маленькое открытие.
– Надо было раньше к вам прийти.
– Раньше вы с нами не были знакомы, – мгновенно ответила Фиона, вновь взяв в руки карандаш, чтобы вернуться к работе.
– Конечно, – вздохнул Чаффи. – Все равно жаль, что я не мог к вам раньше заходить.