Вряд ли она сможет вынести такое: ведь все, что у нее есть, – это Мей.
– Счастливое окончание, – отвлек ее от печальных размышлений голос леди Би, которая, как оказалось, стояла неподалеку с чашкой чаю в руке.
Пожилая дама улыбнулась, поставила чашку перед Фионой и, коснувшись губами ее щеки, произнесла как всегда загадочно:
– Все хорошо, что хорошо кончается.
Фиона постаралась улыбнуться в ответ, хотя и подумала, что изреченная истина в данном случае не бесспорна. По крайней мере для нее. Впрочем, леди Би и не ждала ответа: прихватив еще одну чашку, она направилась в гостиную к Мей.
Чаффи, в свою очередь, вернулся к столу и принялся сортировать бумаги, а закончив, несколько раз заглянул в потрепанную книжечку, будто надеялся, что вожделенный ключ вдруг объявится сам собой. Фионе страшно не хотелось возвращаться к этим примелькавшимся уже группам букв, а из-за того, что где-то рядом Алекс, это занятие казалось еще менее привлекательным.
И все же она начала отбирать записки, коды для расшифровки которых они в свое время уже подобрали: по крайней мере их не придется сейчас расшифровывать. Отыскать их было несложно, они с Мейрид писали под кодом расшифрованный текст, – и все же одно послание чем-то привлекло ее внимание:
«Синяя птица не будет петь для нас. Ее надо выпустить из клетки.
Матушка приедет 12 июня с дюжиной сумок и пятью слугами.
Ignio».
Остальные фразы представляли собой полную бессмыслицу, но Фиону привлекло последнее слово. Она даже вздрогнула, когда увидела его. «Ignio» по-латыни – «зажигай». Что, интересно они могли зажечь? Каков был результат? Жаль, что они с Мей не ставили даты на разгаданных головоломках, – это помогло бы вспомнить.
В конце концов она так увлеклась бумагами, что не услышала звука приближающихся шагов и не обернулась, но ее тело вдруг само собой напряглось, груди и живот отвердели – явно где-то рядом Алекс. Фиона подняла голову и увидела, как он усаживается на один из свободных стульев: плечи опущены, чем-то озадачен. Ей страстно захотелось ощутить его близость, захотелось обнять, облегчить его заботы и чтобы он прижал ее к себе и ей стало тепло и уютно. Она улыбнулась, хотя едва сдерживала слезы.
– Как сэр Джозеф? – собрав всю волю в комок и до боли сжав кулаки, спросила она, стараясь не выдать своих чувств.
Хруст смятого листка бумаги в ее пальцах показался оглушительным в наступившей тишине.
– Спит. Кажется, Майкл спас ему жизнь, – улыбнулся наконец Алекс и провел ладонью по лицу. – Даже не знаю, что бы я делал…
Не в силах более сдерживаться, Фиона протянула руку через стол и коснулась пальцами его ладони.
– Как недавно сказала леди Би, все хорошо, что хорошо кончается.
Алекс поднял голову, и она вновь увидела в его глазах что-то темное и чужое, пугающее. Но пытаться узнать, что это означало, сейчас явно не время.
– Пришел протянуть нам руку помощи, старик? – раздался голос Чаффи, и друг указал на стопку бумаг. – Можешь заняться этим.
Алекс улыбнулся, но так вымученно и печально, что у Фионы что-то дрогнуло внутри.
– Скорее, чтобы осложнить вашу жизнь, а может, разрешить проблемы. Правда, до конца не уверен, что знаю, какие именно. В общем, я нашел еще одну строку интересующей нас поэмы.
Лицо Чаффи мгновенно сделалось тревожным. Фиона удивилась такой реакции, но ничего не поняла. Алекс вынул из кармана большой круглый медальон на замысловатой цепочке и протянул Чаффи.
– Открой его.
Молодой человек протер очки и, со щелчком открыв вещицу, прочитал выгравированную с обратной стороны крышки надпись:
«Три раза трижды я тебя молил».
У Чаффи и Фионы одновременно вырвался громкий вздох.
– Это третья строфа, – констатировал Чаффи, заглянув в свою книжку. – Но опять… немного другая. Вот здесь:
Как часто я молил тебя позволить
Фитиль мой удовольствий погрузить
В твое сладчайшее гнездо соблазна,
Чтоб излечился я и сердцем, и душой.
Чаффи покраснел как свекла.
– Уж извините.
– Три, – задумчиво произнесла Фиона, рассматривая раскрытый медальон. – Почему три?
– А может, девять? – предположил Алекс. – Трижды по три.
Чаффи почесал лоб и сдвинул очки.
– Придется нам еще раз просмотреть эту поэму.
– Мей! – позвала Фиона, повернувшись в сторону гостиной. – Ты нам нужна! Поищи еще раз паттерны.
Она бы не услышала, как минутой позже ушел Чаффи, если бы как раз в тот момент к работе не подключилась сестра. Мей деловито подвинула к себе бумаги и молча принялась за поиски закономерностей. Фиона, украдкой поглядывая на нее, успела заметить, как мужчины тихо поднялись, прошли в коридор между столовой и гостиной и остановились в дальнем углу. Поглощенная работой, Мей ничего не видела и не слышала, но обостренный слух Фионы четко улавливал произносимые полушепотом слова.
– Плохая новость, старик, – сказал Чаффи. – Нет никаких сомнений, что большинство записок Мей – государственные шифровки. А маркиз не имеет никакого отношения к Тайному совету. Получается, что кто-то решил подвести девушек под петлю.
У Фионы похолодело внутри, сердце до боли сжалось. Светлый Боже! Ведь это правда!
– Не говори им ничего, – услышала она ответ Алекса. – По крайней мере, сейчас. Если спросят о розе Тюдоров, скажи – просто совпадение. Фиона говорила, что такая же, как выгравирована на медальоне, имеется и на их семейном гербе.
Чаффи присвистнул.
– Все хуже и хуже. Кстати, откуда у тебя он? Может, имеет какое-то отношение к твоему отцу?
– И да, и нет, – сказал Алекс, сжимая руку друга. – Я позже тебе объясню. Сейчас мы должны сосредоточиться на этой шифровке.
– А я полагал – на защите девушек.
Последовала пауза, свидетельствовавшая о том, что Алекс затрудняется с ответом, и Фиона затаила дыхание.
– Да, – произнес он наконец, но в голосе ощущалось напряжение. – Конечно, ты прав. Но взлом этого чертова кода никак не может им повредить.
– А связь с розой Тюдоров может?
На этот раз Алекс вообще не ответил, и Фионе вдруг стало по-настоящему страшно. Она взяла медальон в руки, закрыла и увидела на фронтальной стороне выгравированную десятилепестковую розу Тюдоров, такую, как на часах, которые нашла Мейрид, и такую же, какая постоянно повторялась на фамильных геральдических символах Хоузов. Фионе показалось, что ее сердце стало тяжелым как камень. Ранее она никогда не думала, что из-за чего-то подобного можно считаться соучастником преступления.