Азаред Абдул. Некрономикон/Под ред. X. П. Лавкрафта. – Провиденс, Род-Айленд, 1934.
«Пожиратели мертвых» были задуманы как ответ на своего рода вызов. В 1974 году мой друг Курт Вилландсен предложил мне прочитать в колледже специальный курс лекций, который он предварительно назвал «Величайшие занудства». Этот курс должен бьш касаться всех тех текстов, которые считаются этапными и принципиально важными для западной цивилизации, но которые в наше время по доброй воле читать никто не будет, потому что современному человеку они кажутся скучными и неинтересными. Курт заявил, что едва ли не первое место в списке нечитаемых по причине занудности произведений он отводит эпической поэме «Беовульф».
С этим я не мог согласиться и стал доказывать, что «Беовульф» – это драматично развивающаяся и очень захватывающая история, и что я смогу это доказать. Вернувшись домой, я тотчас же взялся за первые наброски, впоследствии превратившиеся в книгу, которую вы держите в руках.
С самого начала я основывался на той научной традиции, которая рассматривает эпическую поэзию и мифологию, исходя из предпосылки, что в основе каждого из этих произведений лежат реальные исторические факты. Так, Генрих Шлиман, предположив, что в «Илиаде» описываются реальные события, путем долгих поисков обнаружил то, что сегодня всеми признается как Троя и Микены; Артур Эванс поверил в реальность мифа о Минотавре, и под его руководством был раскопан Кносский дворец на Крите [47] . М. И. Финли и его коллеги тщательно отследили путь Улисса, внимательно проанализировав второе великое произведение Гомера – «Одиссею» [48] . Лайонел Кассон написал работу о реальности путешествий, которые могли лежать в основе мифа о Ясоне и аргонавтах [49] . Следуя этой традиции, вполне логично предположить, что и в основе «Беовульфа» лежат вполне реальные исторические факты.
Разумеется, эти факты были сильно обработаны долгими веками традиции устного пересказа, что и превратило их в совершенно фантастическое повествование, доступное нам сегодня. Я же предположил, что вполне возможно повернуть этот процесс вспять, сняв с изначальной последовательности фактов все позднейшие поэтические наслоения и домыслы и попытавшись таким образом вернуться к представляющему собой ядро такого рода произведений реальному человеческому опыту – тому, что могло произойти на самом деле.
Затея отделить вымысел от фактической первоосновы данного эпического произведения представлялась мне привлекательной, но ее воплощение не становилось от этого легче. Современная наука не предлагает объективной и беспристрастной технологии отделения поэтического вымысла от фактов. Любая попытка провести подобного рода анализ наталкивается на необходимость принять огромное количество субъективных допущений в отношении как значительных вопросов, так и самых мелких деталей. Это будет происходить на каждой странице – в итоге такое количество допущений и предположений сведет результат работы к тому, что мы получим вместо перечня объективно имевших место фактов новое произведение: современную псевдоисторическую фантазию на тему событий, которые могли иметь место в прошлом.
Неразрешимость данной проблемы явилась причиной того, что я не стал продолжать эту работу. Само собой, при написании романа я полагал создать собственное художественное произведение. Тем не менее такого рода вымысел требует строгой логики, и я всерьез опасался, что в моем произведении обнаружатся логические неувязки. В конце концов я решил для себя так: раз уж настоящие ученые не могут решить ту задачу, которую я поставил перед собой, я не могу претендовать на то, что и я ее решил всерьез и в полном объеме. Конечно, я не могу сказать, что мне не хватило воображения или решительности. Возникшая проблема имеет чисто практический характер. Как у исследователя, у меня не было никакой надежной системы координат для определения того, какие повествовательные элементы «Беовульфа» следует сохранить в исторической реконструкции, а какие изъять, поскольку они относятся к позднейшим наслоениям художественного вымысла.
Несмотря на то, что задача вычленения исторического ядра из мифа оказалась для меня неразрешимой, я по-прежнему оставался заинтригован всем, что так или иначе было связано с этой затеей. Подумав, я решил поставить вопрос по-другому: предположим, что тех объективных трудностей, которые препятствуют моей работе, , не существует. Таким образом, передо мной открывается широкое поле деятельности для проведения исторической реконструкции. Каким тогда будет конечный результат? Я предположил, что созданный путем такой работы текст будет, скорее всего, сугубо светским описанием боев и сражений, происходивших более тысячи лет назад. Кроме того, я также предположил, что, скорее всего, подобные свидетельства об оставшихся в истории человечества событиях должны быть достаточно бесстрастными и лишенными излишней героизации, ибо вряд ли описывающий их современник мог с уверенностью предположить историческую значимость событий, свидетелем которых оказался.
Такой ход мысли привел меня к своеобразному решению проблемы. Я со всей отчетливостью понял, что мне требуется текст, составленный свидетелем описываемых событий. Я не мог извлечь нужную составляющую из существующего сегодня текста «Беовульфа» и при этом не хотел придумывать ее сам. Таковы были рамки, в которые я сам себя поставил и которые препятствовали дальнейшей работе. Внезапно я понял, что придумывать мне ничего не нужно – все, что от меня требуется, это открыть, обнаружить искомые свидетельства очевидца.
Предположим, подумал я, что наблюдатель, являющийся современником описываемых событий, был к тому же их непосредственным участником. Параллельно он вел свои записи, которые впоследствии легли в основу героической поэмы. Предположим также, что этот отчет уже существуете просто не был исследован с этой точки зрения. Если это так, то мне не потребуется ничего придумывать. Я должен буду всего лишь воспроизвести свидетельства очевидца и снабдить их необходимыми для современного читателя примечаниями и аннотацией.
Затея с уже существующей рукописью позволяла обойти все логические проблемы, мешавшие мне реализовать свой замысел. В конце концов, найденная рукопись вполне могла быть не моим произведением – даже при том условии, что на самом деле создал ее я. Разумеется, подобный ход мыслей может показаться абсурдным, но такое происходит в творчестве сплошь и рядом. Очень часто бывает так, что актер не может играть без реквизита, грима или даже суфлера, то есть без приемов и технологий безусловно современных, но тем не менее обеспечивающих единство исполнителя с создаваемым образом. Я в своей работе попал в сходную ситуацию.