– Мне лично, Иван Семенович, в этой жизни уже ничего не надо. Обо мне государство беспокоится. Хлеб-соль дает. И на том спасибо. Но как понимаете, ФСБ не может существовать без поддержки простых граждан, в частности без вас, Иван Семенович.
– Да что вы, уважаемый. Я простой предприниматель.
– Вот на вас, простых бизнесменах и держится наше государство. Вы даете работу людям, платите налоги…
Услышав последнее слово, Свинцов напрягся и покраснел. Это не осталось незамеченным Левиным.
– Все исправно платите? Как говорится, заплати налоги и спи спокойно.
– Ой, с этой работой, спать приходится мало. Одни проблемы. То налоговики, то пожарные, то всевозможные инспекции. Сами понимаете, предприятие, как и человек, не может быть без греха.
– Иван Семенович, вы уж обращайтесь в ФСБ. Мы вам поможем. Сделаем так, что вас за версту будут обходить. Но и вы для нас сделайте доброе дело.
– Я готов. А что нужно?
– Да вот, вы, наверное, слышали, что наши сотрудники погибли в Чечне?
– Ой, господи, – Свинцов перекрестился. – Первый раз слышу.
– Тогда я вам этот факт сообщаю. Много у нас погибло офицеров. Помощь мы семьям, конечно, оказали. Генерал нам предложил запечатлеть память погибшим. А как?
– Как? – повторил Свинцов.
– Мы долго думали над этим вопросом, и решили памятник возвести на центральной площади города. Памятник погибшим афганцам есть, а нашим сотрудникам нет.
– Непорядок, – бросил Свинцов.
– Я с вами полностью согласен. Непорядок. Чем отличается подвиг, совершенный в Афганистане, от подвига в Чечне?
Свинцов пожал плечами.
– Я вам хочу авторитетно заявить: ничем! Я был и там, и там. Подвиг, где бы он ни совершался, остается под ви гом.
– Очень хорошая идея. Я бы помог финансами. Вы мне дайте номер банковского счета, а я туда деньжат подброшу. Сколько вам надо?
– Вот, посмотрите на рисунок, – Левин извлек из нагрудного кармана вчетверо сложенный листок бумаги и, развернув его, продемонстрировал рисунок.
Надо отдать должное Левину, талант художника у него присутствовал. Рисовал он хорошо. В наброске угадывалась фигура военнослужащего, сжимавшего в одной руке автомат, а в другой армейскую каску.
– Неплохо, неплохо, – пробормотал Свинцов.
– Памятник должен быть из бронзы в натуральную величину.
– Дороговато получается, – озадаченно сказал Иван Семенович и почесал макушку.
– Разве память о героях можно в деньгах оценить? Деньги – это мусор, а память… – Левин многозначительно поднял указательный палец вверх.
– Память – вечна, – согласился Свинцов и, словно стыдясь, опустил глаза.
– Вы, Иван Семенович, не думайте, что только один будете участвовать в этом проекте. Будем делать сообща, всем миром. Другие предприниматели сбросились. Опять же, областная администрация выделяет средства, районная… Новый глава, услышав это предложение, загорелся.
– Да вы что?
– Я вам говорю.
– Тогда сколько с меня?
– Сколько не жалко. Я же не могу назвать конкретную сумму. Вдруг она вас не устроит?
– Да вы не стесняйтесь, говорите. Не устроит, так я прямо и скажу, что столько дать не смогу.
Левин оценивающим взглядом осмотрел кабинет. Обстановка в нем была шикарная. Кожаная мебель, огромный стол, дорогие напольные часы с курантами…
– Ну если триста тысяч не жалко?
– Сто.
– Двести.
– Сто пятьдесят.
– По рукам, – Левин протянул руку. Свинцов пожал ее и сказал:
– Когда счет представите?
– Я поговорю с генералом…
– Хорошо, буду ждать, – сказал предприниматель, встал и добавил: – Вы там намекали на покровительство?
– Не намекал, – Левин тоже встал, – а ясно сказал. Как перечислите деньги на счет, со всеми вашими друзьями в кавычках разберемся. Никто вас трогать после этого не будет. Я вам обещаю. Слово офицера даю.
– Спасибо, Андрей Юрьевич. Может все-таки по рюмашке? У меня есть хороший виски. Шотландский.
– Еще раз спасибо, Иван Семенович, но мне надо бежать. Служба, понимаете ли.
– Не смею, тогда вас задерживать. Жду номера банковского счета.
– Непременно, в ближайшее время я вас оповещу. Честь имею, – откланялся Левин и вышел из кабинета бизнесмена.
Настроение у него было приподнятым. Намеченное легко реализовывалось, как бывало не раз. Схема отъема денег действовала безукоризненно, по накатанной стезе: «раз, два, и в дамках». «Еще чуть-чуть, и можно валить из этого города», – ухмыляясь, подумал Левин, проходя мимо охранника.
Н-ск, следственная тюрьма, 19 января 2003 года, 12 часов 52 минуты
– Итак, я засобирался. Нужно было все подчистить, собрать воедино. Я рассчитывал, что на сборы у меня уйдет примерно неделя, не больше.
– Ты имеешь в виду собрать все деньги воедино? – уточнил Калинин.
– Конечно же, деньги. А что еще? Ведь деньги выступают мерилом возможностей человека, его авторитета, к тому же деньги приносят деньги, и кто попробовал вкус этой азартной игры, тот никогда из нее не выйдет. Время сейчас такое!
– Что это за время?
– Время, когда каждый может удовлетворять свои комплексы и тешить самолюбие. Конечно, если у этого «каждого» есть деньги или, на худой конец, «пушка». А еще лучше и то и другое, – Левин засмеялся и как в американском вестерне, словно из пистолета, выстрелил указательным пальцем в Калинина, а потом подул на мнимый ствол.
– Так ты что, получается, и стволом пользовался?
– Нет, что ты, гражданин начальник, никогда. Я артист! Я каждый раз выбирал и играл нужную роль. И, на мой взгляд, в этом деле я преуспел, – с гордостью сказал Левин.
– Двойная жизнь рано или поздно приводит к тому, что теряешь основную. Это как за двумя зайцами гнаться…
г. Л-ск Н-ской области, 3 ноября 2002 года, 9 часов 20 минут
Понедельник начался отвратно. Левин проснулся со знакомым ощущением похмельной тупости, вялости и апатии. Тошнило. В висках барабанила боль, а во рту чувствовался противный вкус желчи. Желудок, обгоревший после вчерашнего злоупотребления алкоголя, безбожно ныл.
Несмотря на проникающий в комнату яркий солнечный свет, утро казалось серым и невыразительным. Такая же метаморфоза происходила и с запахами Ирининых духов, парящими в квартире: вчера они приятно будоражили, а сейчас пытались вывернуть наизнанку.
Некоторое время Левин, обняв подушку, ворочался с боку на бок и пытался вспомнить весь вчерашний день. Безрезультатно… Его компьютер безнадежно завис. Пришлось открыть глаза. Знакомая обстановка слегка успокоила. В квартире он находился один.