– Так уж и единственная! Кстати, ты заметил, что румыны опять накапливаются на стыке твоей роты с ротой Дробина?

– Потому и говорю, что им явно не терпится выйти к лиману и окружить меня. Но все же основной удар они будут наносить на участке Владыки.

– Согласен, это благоразумнее, чем терять людей во время очередного штурма хутора, гарнизон которого все равно вынужден будет сдаться.

Выкатив из грота мотоцикл, комбат усадил на него прибывших за боеприпасами с борта «Кара-Дага» краснофлотцев Клименко и Коркина и, прихватив трофейный ручной пулемет с двумя патронными колодками, направился в сторону лимана. Только вчера Гродов переправил четверых бойцов на судно, для усиления команды. Однако на рассвете двое из них прибыли на плоту-пароме назад, чтобы пополнить запасы гарнизона этого «форта» едой и боеприпасами, особенно снарядами и пулеметными патронами. Отправлять моряков на судно прямо сейчас было опасно, слишком уж плотно простреливалось пространство между бортом «Кара-Дага» и берегом. К тому же в эти минуты моряки как-то очень удачно подвернулись комбату под руку.

Рыбацкая тропа, уводившая в сторону прибрежной полосы, оказалась слишком узкой для мотоцикла с коляской, поэтому майору все время приходилось лавировать между камнями, глинистыми кочками и глубокими выбоинами. При спуске к лиману взрывная волна чуть было не опрокинула машину вместе с экипажем, подарив осколочную пробоину в передке коляски. Зато появление группы комбата с пулеметом и шестью гранатами оказалось для гарнизона особняка спасительным.

Оставив машину, Гродов с бойцами взобрался по крутому каменистому склону как раз в то время, когда около двух десятков румын пытались охватить руины подковой. До сих пор прорваться к лиману им не позволяла группа из четырех бойцов, некогда входивших в состав батальона Денщикова. Но к моменту появления в занимаемой ими ложбинке комбата, двое бойцов уже погибли, один был ранен в плечо, а четвертый, младший сержант Рысин, отстреливался последними патронами. Приказав ему умолкнуть и затаиться, майор позволил румынам проникнуть, прячась за складками местности, в пространство между их позициями и руинами.

Решив, что в ложбине уже никого нет, враги постепенно накапливались за валоподобной возвышенностью, готовясь к решающему штурму основного бастиона «хуторян». Но, как только их собралось более двух десятков, в гущу этого десанта полетели сразу три гранаты; уцелевших же Гродов «освятил» густыми очередями.

На помощь румынам поспешило несколько всадников, однако, забыв об опасности, комбат поднялся во весь рост и тоже встретил их огнем пулемета. Бойцы тут же поддержали его винтовочными залпами. Даже раненный в правое плечо боец стрелял, зажимая приклад под мышкой.

– Лиханов, ты жив?! – прокричал комбат, когда уцелевшие кавалеристы скрылись в долине, и на небольшом плато между берегом Большого Аджалыка и гребнем ее склона остались только трупы убитых врагов.

– Исключительно благодаря тебе, комбат, да местным подвалам, – последовал ответ.

– По подвалам, значит, прячешься, душа твоя пехотно-полевая?!

– Считай, к городским катакомбным методам войны приспосабливаемся, – ничуть не смутился старший лейтенант. – Судя по всему, пригодится. Вспомни, как осиповским морячкам пригодилась наука о рытье окопов и ползании на брюхе!

– Что-то новое в поведении противника заметил?

– Как же тут не заметить?! За отвоеванную землю цепляться стал, как за свою родную.

– То-то и оно! Считай, за каждую пядь, цепляется. Неспроста это. Понял, душа его непокаянная, что проще зарываться в землю там, где упал во время атаки, нежели драпать под пулями назад к своим окопам.

– В любом случае, подоспел ты, комбат, со своим пулеметом вовремя.

– Держись, сейчас потолкуем еще душевнее.

Майор приказал Клименко и Коркину следовать за ним, и после двух перебежек они оказались на перевале небольшой возвышенности. По пути бойцы успели поднять два кавалерийских карабина, опустошить несколько патронташей и прихватить пистолет убитого офицера. Все это вооружение могло теперь пригодиться.

– Как ведут себя остальные бойцы – в усадьбах, в других строениях? – спросил Гродов командира роты, оказавшись между двумя холмами, на склоне каждого из которых лежали пораженные осколками румынские пехотинцы.

Теперь до особняка оставалось метров двадцать, однако вражеские стрелки залегли со стороны степи и, как только Клименко высунулся из укрытия, тут же осадили его несколькими выстрелами – не меткими, но угрожающими.

– Все еще занимаем две усадьбы, лабаз и этот особняк, – появилась в проломе стены голова Лиханова.

– Однако продержаться до утра вы уже не сумеете?

– Если уцелеем до темноты и если румыны не сунутся ночью.

– Предчувствие подсказывает, что именно ночью они и окружат вас.

Комбат прислушался к тому, что происходит на основном участке обороны, затем поднялся на южный холм и осторожно выглянул из-за рыжего валуна, стараясь разглядеть то, что происходило в приморской части окопов. Теперь стало ясно, что нападавшие вновь залегли. Живые солдаты хаотично ползали между погибшими, и отсюда, с высоты вала, та часть поля боя, которая открывалась Гродову, уже напоминала огромный, опаленный войной могильник, в котором, как оказалось, еще не все убиты, но уже все обречены.

27

Забыв на время о Лиханове, комбат подхватил пулемет и, под свист пуль, пробежав по валу, упал почти у самого его окончания. Теперь румынские солдаты, которые простреливали все пространство между особняком и перевалом, оказались прямо перед ним. Еще он успел заметить, как один из пятерых стрелков выхватил из подсумка гранату и выдернул чеку. Но как только он поднялся для броска, Гродов скосил его очередью из пулемета. Остальные погибли или же были тяжело ранены во время взрыва гранаты этого неудачника.

Очевидно, одним из осколков гранаты был тяжело ранен и кавалерийский лейтенант, как раз в это время появившийся из низины. То, что каким-то чудом он все еще держался в седле, особого удивления не вызывало. По-настоящему удивляло поведения его коня. Можно было предположить, что каким-то образом он научился определять на поле боя офицеров, поскольку, заметив Гродова, направился прямо к нему. Причем шел он с высоко поднятой головой, медленно и торжественно. И даже то, что на какой-то рытвине хозяин его выпал из седла, одной ногой зацепившись за стремя, не нарушило парадной маршевости вороного, словно бы возомнившего, что главной фигурой в этом бою является все же он, а не его несостоявшийся седок и все прочие, уцелевшие или уже мертвые.

Но, пока красавец-конь приближался, майор успел осмотреть в бинокль румынский танк, который должны были использовать для засады Колодный и Петельников. Словно бы заметив, что командир наблюдает за ним, моряки открыли огонь: пулеметчик – по двум цепям прибывающего на Судное поле подкрепления, а засевший под танком «карабинер» – по тем румынам, которые пытались подняться в атаку, находясь неподалеку от машины.