Клиентка от подобного отношения вышла из себя. Тут же обратилась с вопросом к парикмахерам:
– Кто администратор у вас? Она? – клиентка показала рукой на прошедшую мимо неё девушку.
Деликатность вернулась к ней, говорила она спокойно:
– Встретила мастера, она сказала, что через десять минут постарается вернуться. И здесь никто не встретил, – она засмеялась, переводя в шутку свои требования. – Недобрый знак.
Кто-то в ответ, не глядя ей в лицо, направил посетительницу:
– В кабинете сама хозяйка.
Остальные молчали.
Клиентка приоткрыла дверь в кабинет и увидела Веронику, сидящую за столом. Та пила чай. Проскочившая мимо девушка сидела сбоку от стола, держал руку Вероники перед собой и внимательно рассматривала ногти, собираясь их обрабатывать.
Посетительница сдержала недоумение. Она не знала никого из них и понимала безразличие с их стороны.
– А кто администратор? Здесь Мария должна быть, – она не скрывала своего раздражения по отношению к ним как к людям, находящимся не на своём месте.
Вероника отреагировала быстро:
– А ты кто?
Клиентка опешила от такой беспардонности. Заикаясь от неожиданности отношения к ней, словно к уличной девки, воскликнула:
– Вы как со мной разговариваете? Вы вообще кто?
Вероника с высоты своего положения решила не канителиться и расставить сразу всё по своим местам.
– Я хозяйка! А ты?
На подобный ответ той осталось только развернуться и уйти. Про себя она со злостью отметила: «Маленькая паршивка. Как дети не похожи на родителей!»
Не успела посетительница выйти, как Вероника пожаловалась девушке:
– Чума жирная, настроение испортила.
Девушка, поддакивая, молча закивала.
Вернувшись, Галя сразу сообщила коллегам:
– Навстречу попалась клиентка. Состоятельная. Никогда не обижает. Сверху всегда накидывает. Прямо не в себе. Обычно обходительная – нынче разговаривать не захотела.
Затем показала сигареты в руках:
– Пойду снесу.
Все с пониманием посмотрели на неё.
Галя положила пачку сигарет на стол перед Вероникой.
– Вероника Семёновна, самые дамские. Я не курю, но сказали – лучшие.
Вероника бросила быстрый взгляд на Галю, даже не на сигареты.
– А что, с ментолом не было? Так и знала. Купила не знай чего. Сколько стоят?
Галя только хотела сказать, но Вероника снова перебила:
– Неважно. К тебя клиентка приходила. Ты мне не сказала, что у тебя запись. Потеряли прибыль. С тебя штраф. Пятьдесят процентов от стоимости работы. Проваливай.
Галя молча уставилась не неё, словно теряя рассудок.
– Вероника Семёновна, за что? Я как лучше хотела.
Вероника гнула своё, не останавливаясь.
– Не нравится работать, тебя никто не держит. Разговор окончен.
Галя собралась с силами и вышла.
Вероника, не обращая внимания на происходящее, с лёгкостью трясогузки переключилась на новое занятие: схватила телефон, решив позвонить в ресторан и заказать обед.
Заказ привезли часом позже. Вероника, притворившись уставшей, в присутствии молодого человека прокричала кассиру:
– Рассчитайтесь за обед.
Произошла заминка. Посыльный взяв деньги, ушёл. К Веронике зашла бухгалтер.
– Вероника Семёновна, непонятно, на каком основании вы себя так ведёте. С кассы произвольно снимаете деньги. Нам на этот счёт распоряжений никаких не было. Мы не готовы так работать. С Галиной ведёте себя, как с девочкой. Я вынуждена буду доложить Марии Борисовне, – она выдержала паузу от волнения, ожидая увидеть произведённое впечатление и делая ударение на последней фразе, – вашей маме.
Вероника взяла со стола телефон увидев, что заходит Галя.
– Вероника, тебе это просто так не пройдёт.
Вероника выжидательно держала около уха телефон, молчала и смотрела на них, дожидаясь, когда там, на другом конце, возьмут трубку.
– Выйдите, – она сорвалась на истеричный крик, – вышли вон, я сказала. Вы уволены. Вы. У-во-ле-ны, – отчётливо выговаривая по слогам, отрезала она.
Те закрыли за собой дверь.
– Мам, я уволила бухгалтера и Галю. Скотины неблагодарные, добра не помнят. Что-что! Грубят, не слушают меня. Хотела проверить, сколько денег в кассе. Бухгалтеру говорю – запиши на мой счёт. Пообедать решила. Что, с голоду умирать? – она играла голосом, как профессиональный музыкант на инструменте. – Не надо звонить. Я хочу их уволить.
Мама в трубке подавленно вздохнула.
– Делай как знаешь, не до тебя.
Вероника победоносно выкатилась из двери, посмотрела на бухгалтера и Галю. Рядом стояли ещё мастера.
– Вы ещё здесь? Собирайтесь и уматывайте отсюда. Я сказала: вы уволены!
Затем оглядела окружающих, оценила их настроение и добавила, обращаясь к остальным:
– Кому не нравится – вслед за ними, – указала пальцем на выход.
И, развернувшись, вернулась в кабинет.
Как мелкий дождь стучит по железной крыше, так настойчиво овладевали Семёном сомнения. Надлом произошёл, но он не хотел признавать его, считаться с ним. Он по-прежнему считал, что сильнее обстоятельств. Укрепляя в себе решимость, он считал важной постоянную внутреннюю борьбу с трусостью. Не считая себя таковым, он откладывал звонок в Питер.
«Не паникёр же я, в конце концов. Позвоню».
При очередном осмотре чрезмерно опухшей ноги он посчитал, что врач не удивиться его звонку, и тогда его звонок будет оправдан.
– Нога опухла, – не размусоливая долго, сказал Семён после приветствия, представившись.
Врач уже давно привык к тому, что больные пыжились в ложной самоуверенности. Он считал себя специалистом в этом деле.
– Как сильно?
Семён придумывал, с чем сравнить, чтобы врач не удивлялся.
– Вздулась, как шарик надувной, как будто водой наполнена. Похоже на то, когда чирей нарывает. Встать на неё не могу. Пошевелить сил нет.
Не раздумывая, врач выпалил:
– Немедленно снимок флюорографии, срочно! Телефаксом! Я на связи, запиши мой сотовый. Хоть ночью.
До сознания Семёна дошло моментально: «Никаких задержек! Это опасно!»
– Сейчас всё сделаю. Хорошо, ладно, да, да.