— Никак нет! Не жаловался! — Буга безмятежно улыбается, глядя в глаза старшине.
Ему уже все равно. Он на грани чего-то там. Или спать сейчас упадет и будет ему по фигу на всех, или кому-нибудь в морду даст. На «губу» отправят, а там все равно отоспится.
И думает Серега, что дернись, старшина, и зубы я тебе выставлю. Вокруг собрались многие курсанты. Кто-то просто из любопытства, а наш взвод понимал, что возможна драка.
Бывшие солдаты тоже подтянулись. Они, по привычке, были на стороне старшины роты.
Ну, что же, драка, так драка. Давно ничего не было. Дело было у тумбочки дневального. Дневальным стоял на тумбочке Андрюха Кириллович, он тоже напрягся. Этот не подведет. Олег Алтухов тоже пробирался сквозь зевак. Взвод подтягивался. Данданов Женя просто так, между делом снял ремень с пояса и аккуратно, просто так, не для драки, туго намотал его на руку, вроде как, бляху начистить, а кто знает, может, кому-то и ебало.
Старшина еще не видит, что происходит вокруг, и продолжает орать на Сергея:
— Так что же вы ему сказали?
— Доложил, что наряд для меня как праздник! — Буга по-прежнему улыбался самой, что ни на есть похуистской улыбкой.
— Ты знаешь, как он меня заебал! Ты знаешь?! А…
Но не успел он закончить, как дежурный по роте ему докладывает:
— Никак нет, не знаю!
— Он мне такого наговорил! А все потому, что вы, товарищ курсант, стукач!
— Я — не стукач! — Буга начал краснеть, адреналин в кровь попер, улыбку стерло.
Мгновение и уже не улыбка, а оскал воина перед дракой, и весь красный. Буда не успокаивается, сам себя распаляет, накаливая обстановку вокруг.
Благо, что Тихонов подошел:
— Спокойно. Спокойно! Не стучал Бугаевский. Не стучал! Я сам все видел. А то, что он много по нарядам ходит, так это все поправимо. Правильно, старшина? — и уже более настойчиво, обращаясь к старшине — Правильно, старшина? — пытается его увести в каптерку.
— Ты что?! Ты куда меня тянешь? — Бударацкий пытается вырваться из объятий Тихонова.
— Потом, потом, Коля, я тебе объясню. Все объясню! Пошли! — Тихонов настойчиво толкнул старшину в сторону каптерки.
И уже на ходу, обернулся ко всем:
— Что стоите? Разойдись! Ничего не будет.
— Чего не будет? — Бударацкий снова пытается вырваться из объятий Тихонова.
— Идем, идем, ничего уже не будет. И Слава Богу! Что ничего не будет.
Мы обступили Бугу.
— Молодец, Хохол!
— Это ты здорово с цветком придумал!
— Все, Серега, сойдешь с «орбиты»!
— Да, ладно! — Буга отмахивался от нас — Надоело уже все! Как в карты проигранный.
— Справедливость восторжествовала!
— Ты сам-то понял, что сказал? Справедливость в армии?
— Ну, ты и сказал!
— Спасибо Земцову.
— Ну, да, быстро врубился, что происходит.
— И помог.
Когда в выходные нет увольнений, а у нас их нет, то становится тоскливо. В армии самая большая проблема — Большая Скука.
Из-за самоходов взводные, а сейчас и ротный почти все время проводят с нами. Построения каждый час. Поверка. И не просто, а кого зовут, тот выходит из строя. Не смотаешься за забор. Только вот скоро в клубе какой-то запыленный фильм. Благо, что хоть не объявил ротный спортивный праздник. На улице — хмарь, дождь. В такую погоду поспать бы. Но ротный запретил. Выспишься днем — ночью на приключения потянет. Тоска.
— Рота, строиться! — кричит дневальный.
Выходит Зема. В своих трусах и кроссовках.
— Ну, сейчас устроим забег по центральной аллее под дождем!
— Я только форму постирал и погладил!
— Задолбал уже он уже этими кроссами!
— И так уже лучше всех в училище бегаем!
— Значит так, рота! — начал Зема, прохаживаясь пружинистым шагом — Устроим поединок по боксу! Мигаль, Дива!
— Я!
— Я!
— Выйти из строя! Вы — рефери! Три раунда по три минуты! Кто победит — увольнение. Прямо сейчас! Ну что, согласны?
— Так точно!
Казалось, что окна вылетят от нашего восторженного рева!
Порвем ротного! Это же счастье — набить ему морду за все издевательства над нами!
Нам тогда было по семнадцать — восемнадцать лет. И как наивны мы были!
Но вперед!
И начались поединки! Ротный легко уходил от всех атак, поддевая легко то корпус, то голову курсантов. А иногда и заканчивалось нокаутом и нокдауном.
Сам я в азарте кинулся на Сергея Алексеевича в атаку. Передо мной было уже пятеро, которых он победил, он вытирал лоб и грудь от пота. Дышал ртом. Ага! Значит, можно! Значит, нужно! Отомстить за все обиды, что накопились у меня на него! У всей роты! Не фиг нас дрочить! Сейчас я тебя достану, капитан!
Мы закружились в танце, пытаясь обнаружить брешь в обороне противника. Делали ложные выпады, я уклонился, ротный ушел красиво, незаметно в сторону. Был вот здесь, ан, и нет его!
Есть у меня друг Костя Подоляко. Он несколько месяцев ходил в секцию по боксу. Пока нос не перебили на тренировке. Кое-что показывал. Здесь же не уличная драка!
Делаю ложный выпад правой, корпус наклоняю влево, сейчас, думаю, хук с левой, да по печени!
Бля! Сижу на заднице на полу и мотаю головой. Ничего не понял! Рефери считает надо мной! Чего считаешь?! Да, я сейчас этого ротного порву!!! Пытаюсь встать, но снова сажусь на свою пятую точку, кручу головой, пытаясь прийти в сознание. Слышу как вдалеке:
— Девять, десять! Все!
Меня поднимают, поддерживая за руки, расшнуровывают перчатки. Другой претендент на победу уже рвется в бой.
Придерживаясь за стены бреду к умывальнику, разглядываю харю.
Ротный приложил меня в нижнюю челюсть слева. Синяк будет. Зубы целы. Несколько раз открыл рот, подвигал челюсть вправо-влево. Все на месте! Но, как красиво, быстро и незаметно! Я оценил его мастерство!
Из спального помещения слышны подбадривающие крики болельщиков, а потом грохот мебели. Судя по разочарованным вздохам и стонам, победа опять осталась за ротным.
Стрельнул сигарету, посмотрел через мутное стекло и дождь, там виден кусочек улицы. Эх, свобода! Воля! Набил бы ротному — получил бы «увольняшку».
Через минуту заходит очередной поверженный. У того большая красная шишка на лбу. Видя наши взгляды, поясняет:
— Когда летел, о тумбочку шарахнулся.
— А куда он тебе попал?
— По печени зарядил, — потер ушибленный бок.