Визжание и радостные вопли девицы не остались незамеченными. Откуда-то с тыла неспешно подтянулся дряхлый старикан с поблескивающим деревянным посохом в руках. Одежды на нём висели, а сверху прикрывались кучей кожаных ремешков, тряпочек, а то и ниток с нанизанными на них бусинками или разноцветными стекляшками. Жидкие волосы до плеч окаймляли лысину на макушке головы. Они были скреплены золотым ободом с несколькими камнями глубокого синего цвета. Выглядел он либо как шаман, колдун, маг, либо же клоун, сбежавший псих или престарелый модник.
Фактически этот индивидуум подкрался незаметно, а потом неожиданно лихо взмахнул своим посохом и ударил по той жерди конструкции Симелии, на которой крепилась её правая нога. Вся связка завибрировала, враз вызывая пренеприятнейшие ощущения у пленницы. Она клацнула зубами, дугой изогнулась в путах, задёргалась, не в силах больше вымолвить ни слова, ни тем более смеяться. Кажется, даже губу себе прокусила. Только несколько стонов от неё донеслось.
Зато теперь академику стало понятно, кто в доме хозяин. Или всё-таки надзиратель? Потому что дальнейшее поведение пленниц, после того как появился дед, ещё больше запутало ситуацию.
Худенькая Табити Иелькона, та, что висела в путах слева, опять разрыдалась. Но теперь сквозь всхлипы и нытьё прослеживались слова «любимый», «сжалься» и «встал». Исходя из услышанного, Александр предположил, что девушки либо супруги старика, либо его наложницы. По сути, среди скифской знати, особенно позднего периода истории, такое формирование семей считалось вполне возможным.
Но тут пришла в себя и разразилась ругательствами Симелия Ракимет, начавшая поносить старика жуткими словами и осыпать угрозами.
– Ты, старая шелудивая тварь! Чурбан с гнилой головой, в которой копаются черви! Вонючий скот, поедающий трупы!
Часть ругательств остались непонятны для россиянина из двадцать первого века.
– Я с тебя всю шкуру спущу и заставлю её сожрать перед собственной смертью!
Другие ругательства оказались более мерзкими, да настолько, что полученное Кохом тело моментально избавилось от неуместного возбуждения. А когда угрозы сошли на нет, Симелия вдруг перешла на деловитый тон, словно говоря со слугой или родственником:
– Ладно, дед Приакс, поиздевался над нами, и хватит! Всему есть предел. Развязывай сам или слуг позови! Тем более что желаемого ты добился: этот пастух перестал скрывать своё вожделение ко мне.
Дед тем временем с кряхтением уселся в низкое кресло, расслабился и стал похвально кивать. Но тут сквозь всхлипывания Табити донеслось:
– Неправда! Аргот первой заинтересовался мною…
– Заткнись, шлюха! Ты недостойна при мне и рта раскрыть, тем более заговорить без моего разрешения! – прикрикнула на неё подруга по несчастью и вновь обратилась к деду: – Хватит бездействовать! Иначе мне грозит остаться инвалидом, и тогда… Или ты не боишься страшной, мучительной смерти?
Тот с минуту сидел, равнодушно разглядывая трио. Потом совсем невежливо зевнул, показав почти беззубый рот, погладил жиденькую бородёнку, достающую до груди, и только потом соизволил заговорить. Причём обратился к худенькой девушке:
– Табити, твоё поведение недостойно будущей царицы. Потому что слёзы – это позор для правительницы скифов. Ты должна быть жёсткой, решительной и никогда, ни при каких обстоятельствах не показывать свою слабость.
Девушка в ответ обозлилась:
– Да я лучше умру, чем стану такой подлой, мерзкой и наглой, как Симелия!
– Хм! Разве я заставляю тебя стать подлой? Наглой? Отрицающей правила, устои и элементарное уважение к любому подданному? – тихим голосом вопрошал старик, после чего продолжил наставления: – Просто ты всегда должна оставаться примером для подражания. При трудностях или горестях быть неунывающей и бодрой. Во время принятия важных решений – рассудительной и честной. Во время пира и празднеств – самой яркой, обаятельной и величественной. Власть – это удел самых сильных, беззаветно преданных своему народу и готовых отдать за это собственную жизнь.
Тут и Симелия не выдержала:
– Ты забываешь, Приакс, что стоящий у власти обязан быть жёстким, решительным и беспощадным к врагам своего народа. Особо жестоко и показательно наказывать предателей из числа своих подданных. Личным примером в сражении доказать свои права на трон, а потом подтверждать их при каждом удобном случае. А любые трудности на своём пути встречать смехом и презрением к ним!
Дед вроде и кивал при этих словах, но оказался с ними не согласен.
– Опасное заблуждение, что именно так должны себя вести удостоенные власти. Другая крайность, которая может оказаться даже опаснее и губительнее для государства, чем кротость, доброта и смирение. Для женщины, претендующей на трон царицы, подобное неприемлемо. Она должна отдать силовые методы решения вопросов в руки своего супруга. А в своих руках сосредоточить культуру, вопросы целительства и обеспечение достойного досуга…
– Разве плохо, когда женщина умеет воевать? – упорствовала Симелия.
– Хорошо. И в краеугольном моменте истории такое деяние считается воистину геройским. Но это – лишь исключение. Обычно задача женщины в ином, какое бы место в обществе она ни занимала. Её задача – создание домашнего очага, забота о детях. Просто у царицы домашний очаг – это всё государство. А дети – все подданные. Если этого не происходит, – начинается вырождение рода, его вымирание.
Старик грустно усмехнулся и ткнул посохом в сторону Александра:
– Вот, перед вами пример того, как великий царский род измельчал, и его потомки влачат нищенское существование пастухами. А всё почему? Потому что со времён великого Липоксая его наследники брали в жёны лишь воительниц, каждая из которых сражалась наравне с лучшими воинами. Это привело к тому, что очагом никто не опекался, города не строились, род мельчал, а потом и вовсе оказался отстранён от власти. И даже великая победа над египтянами не позволила потомкам великого царя остаться на троне. И что мы видим в результате? Жалкого оборвыша, в жилах которого течёт особенная кровь, но которому дозволено управлять не более чем отарой овец. Он неграмотен, груб, невоспитан и будет вскоре казнён за… – старик сделал паузу, словно припоминая, и процитировал: «За неуважительное отношение к наследницам царствующего рода».
На такое утверждение у худенькой Табити вдруг нашлись возражения:
– Подобное несправедливо! Пусть он и нищий, безграмотный пастух, он имеет все права на жизнь! И не его вина, что его решили использовать в своих интересах нынешние представители высшей власти.
– Ну-ну! – не удержалась от сарказма пышногрудая Симелия. – Посмотрю, как ты к нему станешь относиться после осквернения собственного тела! Особенно когда вдруг поймёшь, что понесла от него и станешь матерью ещё одного нищего пастуха.
– Тварь! – вырвалось в ответ у Табити. – О такую, как ты, зазорно замараться даже пленнику из варваров, не то что бедному скифу!