Конечно, в других местах, вероятно, можно заработать больше. Но тут также включается геополитика. Россия создала сеть зависимости от себя в различных отраслях промышленности, которая обеспечивает реальное влияние на принятие политических решений. Отталкивать русских — неумная политика для тех стран, которые не могут себе позволить враждебные отношения с Россией в ситуации своей уязвимости, в ситуации, когда у ЕС имеется меньше финансовых ресурсов, чем ранее, а американские инвестиции не несут с собой политической защиты. Инвестиции в любой бизнес надо приветствовать, тем более что их политическая цена невелика, в то время как дальнейшая интеграция в ЕС находится под вопросом, а кооперация с НАТО становится все более похожей на кооперацию с привидением.
Второй, не менее важный инструмент, — это российские спецслужбы, которые глубоко проникли в большинство структур восточноевропейских стран как во время оккупации [57] , так и после нее. У них есть компромат на всех, они знают все человеческие секреты, которые сами эти люди предпочли бы утаить от широкой огласки. Русским нет необходимости быть открытыми шантажистами. Они действуют гораздо более тонко. Допустим, кто-то знает, что совершил нечто в своем прошлом, и понимает, что такое российские спецслужбы и что они, скорее всего, имеют документы на него. Такое осознание ведет к определенной самодисциплине. Этого ощущения не было до 2008 года и точно не было до 2001-го. Тогда преобладало чувство, что все былые поступки в том прошлом и остались. Но по мере роста неуверенности в ЕС и усиления России, которая не действовала слишком грубо, возникло понимание, что на всякий случай благоразумнее будет сотрудничать. Конечно, такие рассуждения не относятся к обычному гражданину восточноевропейской страны. Но любой вовлеченный в политику или большой бизнес человек, наверное, не раз про себя все это проговаривал. И этого достаточно для того, чтобы влиять на принятие решений.
Россия всегда рассматривала Карпаты и Венгерскую равнину с Дунаем как идеальный буфер. У нее теперь нет никакой необходимости оккупировать эту территорию. На самом деле русские усвоили, что оккупация влечет взятие на себя дорогостоящих обязательств, которые в прошлом сыграли немалую роль в коллапсе Советского Союза и Российской империи до него.
Подход Путина к европейским делам радикально отличается от того, что было ранее: достаточный контроль для защиты наиболее важных национальных интересов России, достигаемый максимально мягкими способами. Характерная черта этого подхода — особая практичность, выражающаяся в том, что он одновременно соответствует и коммерческим интересам российского (и не только) бизнеса, и политическим интересам российского государства. Возрастающее ощущение, что страны бывшего восточного блока оказываются предоставлены самим себе, никто всерьез не контролирует их, но никто и не готов предпринимать слишком большие усилия для решения их проблем, привело к тому, что некоторые из них, как, например, Венгрия, стали брать свою судьбу в собственные руки. А это объективно означает, что им невыгодно «дразнить» Россию, им надо попытаться выстроить с ней взаимоприемлемые отношения, которые вполне удовлетворят русских. Вместе с тем эти страны, конечно, не должны терять ориентацию на Европейский Союз, который через какое-то время может вновь обрести свой баланс.
Принимая во внимание относительную слабость России и неясные перспективы Европейского Союза, в этом пограничном регионе все может повернуться в любую сторону, а позиции всех вовлеченных игроков постоянно претерпевают сдвиги. В период между мировыми войнами, когда политические ветра дули из Франции, потом из Советского Союза, затем из Германии, странам региона приходилось играть в похожие игры. Но в те годы требования формулировались гораздо жестче и были намного более обременительными. Тогда отношения этих стран не носили характера легкого флирта, а были скорее браком по принуждению. Пользуясь таким сравнением, можно сказать, что вроде бы нет никакого открытого принуждения, в данный момент, как минимум сейчас, в ход идут «шоколадки» и обхаживание капризных невест.
Ситуация к северу от Карпат одновременно и проще, и сложнее. География проще — местность там представляет собой по большей части равнину, что приводило к повышенным ставкам на этот регион со стороны великих держав. Так, если Карпаты были под полным контролем России только в период холодной войны (и это не было нормой с точки зрения многовековой истории), то на территории к северу более ста лет сталкивались интересы России и Германии, происходила борьба за их влияние на Польшу и Балтийские страны. В результате граница между российской и германской зонами двигалась вперед и назад, приводя к исчезновению «промежуточных» государств под действием тектонических сил.
В настоящее время ставки могут быть даже еще выше. Германия, как уже неоднократно подчеркивалось, является четвертой экономикой в мире, Франция, которая лежит западнее на этой же равнине большей своей частью, — пятой. Их совместный потенциал позволяет считать такой виртуальный двойственный союз третьей по величине экономической силой, превосходящей Японию и уступающей по объему только Соединенным Штатам и Китаю. Если пофантазировать и добавить в этот «союз» Польшу, Россию и менее крупные страны (Бельгию, Голландию, Люксембург, Балтийские государства), то его мощь превзойдет китайскую. К чему все это? Да к тому, что потенциал единого по географическим условиям региона Североевропейской равнины делает его одним из самых богатых мест на планете.
Геополитическая важность региона ведет к тому, что его любая серьезная политическая фрагментация автоматически приобретает сложный и значимый характер. Германия и Франция еще недавно были почти едины в своих интересах и устремлениях. В данный момент дистанция между ними увеличивается. Германия и Польша очень близки и по географии, и по политическим целям, но у них в памяти сохраняется очень тяжелое историческое наследие, что в той же степени характерно для России и Польши, России и государств Балтии. Можно сказать, что «душа» Североевропейской равнины во многом была искалечена в течение того периода длиной в 31 год между началом Первой и концом Второй мировых войн. Травмы и болячки до конца не залечены. Поэтому, рассуждая о существующих в наше время точках возгорания, мы должны рассматривать этот регион как до сих пор один из наиболее взрывоопасных.
Повторим в который уже раз, что Германия вернулась на свою обычную (для последних ста пятидесяти лет) позицию крупнейшей европейской экономики. Теперь, правда, у нее нет особой необходимости становиться значительной военной силой, в послевоенные годы она никогда и не пыталась стать таковой. Но это ничего не значит — ситуация может поменяться очень быстро. Германия определяет политику ЕС, направление, по которому союз движется. Под давлением Германии повсеместно принимаются меры жесткой экономии. Никакие переговоры о смягчении чьего-то долгового бремени без Германии не имеют никакого смысла. Наконец, именно Германия имеет наибольший контроль над европейской валютой, которая управляется ЕЦБ.