– Я полагаюсь на ваше мнение, доктор, – признательно сказала Анастасия.
– Тогда посмотрите на малыша, и мы его унесем – на сутки, не больше. А вот и наш красавец!
Санитарка выкатила из родовой кресло, в котором полулежала совершенно измученная Аликс с ребенком на руках. Он уже поел и теперь спал, прижимаясь щечкой к груди матери. Анастасия с удивлением отметила взгляд дочери, неотрывно устремленный на младенца – в нем смешались нежность и грусть.
Анастасия склонилась к дочери и поцеловала ее в висок.
– Поздравляю тебя, – прошептала она.
Аликс чуть качнула головой:
– С чем, мама? Что его ждет? Бедненький… – она коснулась губами лба сына.
– Не говори глупостей, – Анастасия старалась, чтобы ее голос звучал как можно убедительней. – Врач сказал – прекрасный, здоровый малыш.
– Я же не о здоровье, – прерывисто вздохнула Аликс. – А что будет со мной?
– Не думай о плохом. Все будет хорошо. Ты теперь мама.
– Да, – в словах Аликс сквозила горечь. – Мама. Не должно было так все закончиться.
– Ничего и не закончилось, – возразила Анастасия. – Ты еще будешь счастлива. И твой малыш тоже.
– Спасибо, – шепотом ответила Аликс. – Правда, он красивый?
– Очень! Самый красивый мальчик в мире. На тебя похож.
– Нет, – был печальный ответ. – Он как две капли воды похож на Олега.
– Тебе показалось, – испугалась Настя. – Клянусь – тебе просто показалось…
Аликс не ответила, но послушно отдала ребенка медсестре и позволила увезти себя в комнату. По дороге Анастасия спешно набирала телефон Виктора, чтобы сообщить ему, что все позади. Он пообещал приехать сразу, как только сможет.
Стояла глубокая ночь. Аликс уснула мгновенно, едва коснувшись головой подушки, как только. «Ну вот я и бабка», – не без досады констатировала Анастасия, тоже проваливаясь в сон. Ей снился голубоглазый парень, в очках, в сером костюме – он целовал ей руки. «Заяц, – повторял он, – я люблю тебя, заяц…» Ее сердце вновь таяло от нежности, когда он гладил ее по голове и касался губами шеи: «Настя… Настя…»
Когда Виктор разбудил ее, часы на стене показывали половину восьмого утра. Чтобы не мешать все еще спавшей Александре, они вышли в коридор.
– С Сашей все в порядке? – спросил Виктор, опуская маску. – А с ребенком?
– Все вроде бы нормально. Я боялась, она его не примет. Но обошлось. Она уже его кормила.
– Это хорошо, – задумчиво кивнул Виктор. Помолчал пару минут. А потом решительно начал: – Настя… Я хочу жениться на ней.
– Я знаю, – тихо ответила Анастасия.
– И что вы думаете? – спросил он, затаив дыхание. Она смешалась.
– Какая разница, что думаю я? Важно, что думает она.
– А что она думает?
– Вы меня спрашиваете? – удивилась Анастасия. – Как, однако, странно…
– Мне важно ваше мнение. И ей важно ваше мнение. Если вы это не одобряете…
– Виктор… – она дотронулась до рукава его белого халата. – Я была бы так рада, если б она ответила вам согласием. Рада. Но…
– Но?..
– Вы представляете, что вы на себя взваливаете? – вздохнула Анастасия.
– Подумаешь, – не сдавался Виктор. – Сколько детей воспитывается неродными отцами. Да взять саму Сашеньку, простите, Настя…
– Да, вы правы… Но это не обычный ребенок. Он сын садиста и убийцы – вдобавок от инцеста – вы понимаете, чем это чревато? Что из него вырастет?..
– Самое важное – воспитание. Я, например, без матери рос, и ничего. Анастасия покачала головой:
– Так-таки и ничего? Вы уверены? Сколько вам лет, Виктор? Тридцать два? Тридцать три?
– При чем тут мой возраст? Ну, тридцать три.
– И вы до сих пор один. Может быть, именно потому, что вы так рано потеряли мать.
– При чем здесь я? – упрямо повторил Виктор. Ему не нравилось направление, которое принял их разговор, и он попытался вернуть его в прежнее русло. – Я не знаю, отчего у Рыкова-младшего поехала крыша, но генетических отклонений у него нет. Ведь так? Папаша его – вполне вменяемый…
Анастасия усмехнулась, и Виктор смутился.
– Ну, почти нормальный. Может, конечно, с матерью что-то не так…
– Да уж, – кивнула Анастасия. – В гневе она совершенно теряла над собой контроль. Однажды кислотой в меня плеснула. Слава богу, не попала. Скорее всего, там патология с ее стороны. Она, конечно, была психопаткой…
– Скорее всего. Она абсолютно хладнокровно помогала сыночку ликвидировать последствия первого убийства… Это о многом говорит. И, тем не менее, я считаю, если этого ребенка воспитывать в любви и добре, то все будет хорошо. Главное, чтобы Саша согласилась выйти за меня.
– А что скажут ваши родные? – спросила Анастасия. – Вы же из грузинской семьи, и у вас свои традиции.
– Отец отнесся нормально. А бабушка… Бабушка неодобрительно сказала «Вах!». Но когда я их познакомил, повела Сашу на кухню готовить то ли лобио, то ли сациви… Она добрая…
– Ну, дай бог, дай вам бог, Виктор…
Середина марта 2011 года, Москва, Следственный комитет
Мигель ничуть не удивился, столкнувшись около хорошо знакомого кабинета с Антоном. Они пожали друг другу руки и, поскольку до назначенного времени оставалось еще минут десять, уселись в коридоре. Каждый старался не смотреть другому в глаза, страстно желая, чтобы этого, другого не было здесь, чтобы не приходилось разговаривать с ним, создавая видимость былой дружбы. Но реальность была такова – оба сидели под дверью следователя, понимая, что нужно бы что-то сказать, а то молчание уж слишком затянулось…
– Как Анна? – спросил в итоге Мигель, стараясь, чтобы голос его звучал максимально равнодушно.
Антон смотрел прямо перед собой.
– Плохо, – ответил он. – Очень плохо.
– Она не захотела меня видеть, – сказал Мигель.
– Я знаю, – откликнулся Антон без всякого злорадства. – Меня она тоже не хотела видеть.
– Но тебе удалось? – Мигель наконец нашел в себе силы повернуть голову и посмотреть на Ланского. Тот сделал неопределенный жест.
– Удалось – громко сказано, – признался Антон. – Жики заставила ее поговорить со мной. Наверно, ей долго пришлось настаивать.
– И что теперь?
– Она уехала, – коротко ответил Антон. – В Париж вместе с Жики.
Мигель не собирался рассказывать Антону, что прекрасно знает, где находится Анна, и более того, уже пытался встретиться с ней – правда, безуспешно. Конечно, если б его поездка в Париж и визит на улицу Жирардон оказались бы более удачными, то, вероятно, он не преминул бы доложить об этом Антону. Но пока хвастаться было нечем, и поэтому он только спросил: