И вновь он ставит ее перед бесчеловечным выбором… Тогда она сказала ему «никогда» и была абсолютно искренна. Итак, никогда?..
– Я и не надеялся… – чуть улыбнулся он.
– Зачем ты терзаешь мне сердце? – голос ее срывался. – Я не могу уехать с тобой, ты же знаешь…
– Знаю, – он продолжал улыбаться. – Ты любишь другого.
– Да, – прошептала она. – Я его люблю. И, между прочим, я от него беременна. Ты же знаешь…
– Я все знаю… – он сделал шаг к застывшей на скамейке Катрин и присел перед ней. – Я и не надеялся, что ты скажешь – да. Ты никогда не забудешь того, как я обидел тебя…
– Никогда, – отозвалась она. – Это забыть невозможно. Но я стараюсь простить.
Олег поднес к губам ее окоченевшие ладони. Он согревал их теплым дыханием, а если б осмелился посмотреть ей в лицо, то увидел бы, что глаза ее полны непролитых слез.
– Как мне уговорить тебя? – прошептала Катрин. – Как?..
– Никак, – выдохнул он ей в ладони. – Я решил – мое место здесь.
– Я приеду, – еле слышно произнесла она, и он оцепенел. – Я буду приезжать к тебе… не часто… раз в год… на несколько дней.
Олег поднял голову, решившись посмотреть ей в глаза. Она не обманывала – он знал, что она вообще не лжива и не дает пустых обещаний.
– Ты приедешь – ко мне? – растерянно переспросил он, не веря в то, что слышит.
Катрин провела холодной ладонью по его лицу – он, зачарованно прикрыв веки, поймал губами ее пальцы, и она отдернула их испуганно – совсем как полгода назад на улице Скриб…
– Да, – кивнула она. – К тебе. Я обещаю.
Он опустил голову ей на колени и почувствовал, как она вздрогнула и напряглась всем телом – но голову не убрал, а только сильнее прижался к ее ногам.
– А что ты скажешь Сержу? – услышала она его приглушенный голос. – Ты врать не умеешь – и не сможешь его обмануть.
– Не смогу, – согласилась Катрин. – И не буду. Я что-нибудь придумаю. Не знаю, что. Но если не уедешь – ты погибнешь.
Олег молчал так долго, что Катрин решила, что ей не удалось уговорить его. Она уже было открыла рот, чтобы продолжить свою горячую речь, но тут он оторвался от ее колен:
– Хорошо, я уеду – сегодня же, если получится. Ты довольна?
– Ты правда уедешь? – она с недоверием всматривалась в его лицо. – Ты не обманываешь?
– Пойдем, – он вновь завладел ее рукой и потянул, поднимая Катрин со скамейки. – Нам пора идти.
– Олег! – воскликнула она настойчиво. – Ты мне не ответил – обещаешь, что сегодня же уедешь из Москвы? Нет – вообще из страны?
– Хватит вопить, – мрачно отозвался он. – Пойдем.
– Не сдвинусь с места, – заявила она упрямо. – Обещай!
– Если бог даст, – ответил он, печально глядя на нее. – Если бог даст…
…Он посадил Катрин в машину, и она уехала – и всю дорогу задыхалась от отчаяния и безысходности, затопивших ее студеной волной. В какой-то момент ей пришлось съехать к обочине и остановиться – она ничего не видела из-за слез. И несколько часов она носила в себе его роковую тайну, не в силах признаться Сергею, потому как, если б она призналась, ей пришлось бы признаваться в еще более страшных вещах, которые она не готова была озвучить – даже самой себе…
– Я встретилась с ним вчера на кладбище, на могиле Орлова, – призналась Катрин, стараясь, чтобы ее голос звучал максимально естественно. От нее не укрылась язвительная усмешка Анны, – Случайно! – воскликнула Катрин возмущенно. – Там он мне и признался.
– Как ты посмела скрыть от меня? – холодно спросила Анна.
– Прости, – еле слышно сказала Катрин. – Прости. Это оказалось выше моих сил. Я не смогла…
Анна, оторвавшись на мгновение от дороги, глянула в зеркало. И, что-то зацепив в темных глазах подруги, ахнула:
– Боже мой… И как же ты теперь будешь жить?
– Как доведется, – чуть более резко, чем следовало бы, ответила Катрин, а потом добавила мягче, печально вздохнув: – Буду любить мужа, рожать детей… ходить по магазинам… Мне придется с этим жить…
– Думаешь – сможешь? – с сомнением покачала Анна головой.
– А что мне остается?.. – Катрин с нежностью прижалась губами к голове Сергея, покоившейся у нее на коленях. – А тебе? Ты потеряла всех, кого любила…
– Я любила Антона, – ответила Анна. – И да, я его потеряла. А Мигель… Это было просто сумасшествие… Наваждение…
– Теперь ты раскаиваешься?
– Нет, какой смысл? – ответила Анна. – Никого уже не вернуть.
– В какой момент все стало необратимым? – произнесла Катрин. – В какой момент все еще можно было исправить?
– Ни в какой, – отрезала Анна. – Бессмысленно об этом говорить. Дай мне телефон из сумки…
– Подожди еще, – умоляюще произнесла Катрин, – Дай им еще время.
– Хорошо. Позвоню из больницы.
Они сидели у Жики уже больше двух часов. Старая тангера дремала, или делала вид, что дремала, время от времени посматривая на часы. Чего она ждала – вестей от Анны, или что операм наконец осточертеет сидеть подле нее и ждать у моря погоды?
Телефон Зимина зазвонил, и он, встав с места, вышел в прихожую. Спустя несколько минут он вернулся в комнату.
– Звонил опер из отделения, к которому относится кафе, где Булгаков машину оставил.
– И что?
– А то, что рядом со стоянкой – камеры наружного наблюдения – аж четыре штуки. Правда, две из них не работают, зато на двух остальных ясно видно, что Булгаков и его жена пересели в белый сааб – по номеру определили, принадлежит он Мигелю Кортесу. И выехал этот сааб со стоянки в сторону развязки – а там камеры проследили их до выезда на внутреннюю сторону МКАД. А дальше – при съезде на проспект Жукова – сечешь?
– Серебряный бор, – выдохнул Глинский. – Невероятно. Поехали…
И тут зазвонил мобильник мадам. Ее глаза расширились, когда Жики взглянула на экран, но она сразу ответила:
– Pronto… Mon Dieu que tu dis? Qui était tué? Qui l'a tué? Toi? Comment cela? Où est celui que vous auriez dû mettre à la peine de mort? [224]
Она побледнела – они заметили это даже в полумраке комнаты. Голос старой тангеры задрожал. Опера слушали, что она говорит, почти ничего не понимая. Метнув на них взгляд, полный паники, она проговорила в трубку:
– Le policier, le même, Victor, il est ici… Bien sur. [225]