Она кивнула с печальным смешком.
– Лучше бы вам выкинуть меня из головы.
– Я попробую. Не думаю, что у меня получится, но… я попробую.
В этот момент она, повинуясь внутреннему порыву, сделала то, чего сама от себя не ожидала – ласково провела ладонью по его щеке. Джош непроизвольно дернулся в сторону ее руки, но Катрин уже успела ее убрать, и он встретил на своем пути только легкое колыхание воздуха.
– Это жестоко, – он отступил от нее на шаг. – Зачем?
Катрин почувствовала себя виноватой. – Конечно, мне не следовало…
– Мне нужен реванш, – выдохнул он, и, схватив ее за ту же самую руку, с силой прижал внутренней стороной к своим губам. Она не отнимала ее, просто смотрела на него в оцепенении, а он целовал ее ладонь, проводя по ней языком, что привело Катрин в состояние, близкое к помешательству. Напряжение становилось столь высоким, что, казалось, в мансарде искрил воздух – в такой момент мужчина и женщина бросаются в постель, забыв обо всем и обо всех. Но Катрин, еще сохранившая жалкие остатки самообладания, чувствуя сумасшедшее биение сердца, отняла у него руку и спрятала ее в карман пальто.
– Джош, хватит! – она решительно отошла к окну. – Вам, по-моему, пора сходить за моей юбкой.
– Сейчас… – негромко произнес он. – Да, сейчас…
Чуть помедлив, он вышел, а она, едва за ним захлопнулась дверь квартиры, метнулась в ванную, размером больше походившую на стенной шкаф, открыла холодную воду и стала умываться, наплевав на то, что смывается пудра с лица и тушь с ресниц, а у нее, как всегда, нет с собой косметички. Но лицо ее пылало с такой силой, что ей было уже не до макияжа. С трудом отмыв потеки черной туши, она сдернула с обогревателя висевшее на нем полотенце. Глянув в зеркало, Катрин неприятно поразилась – вид у нее был такой, словно она только что выбралась из постели, в которой отнюдь не спала.
– Ну и ну! – пробормотала Катрин. – Пора бежать отсюда. И не мешало бы пройтись, чтоб успокоиться. Не хватало еще, чтобы Серж меня увидел в таком возбуждении…
В ванную постучали, и Катрин, приоткрыв дверь, получила свою юбку – абсолютно чистую, без малейших следов от вина. Она с облегчением оделась и вышла из ванной.
– Мне пора, уже полседьмого. Боже! – она схватилась за голову. – Я забыла про Анну! Она ждала меня к чаю…
– Позвоните ей, – Джош кивнул на телефон, стоявший в комнате прямо на полу. Она набрала городской номер Жики. Анна взяла трубку после первого же гудка.
– Прости, – виновато прошептала Катрин по-русски.
– Ты где? – в шоке проговорила Анна. – Ты – у него?
– У кого? – растерялась Катрин.
– У Джоша, – еле слышно прошипела Анна, видимо, не желая, чтобы ее услышала Жики.
– Да ты с ума сошла! – воскликнула Катрин. – Как ты могла подумать… По магазинам забегалась…
– Магазины почти все уже час как закрылись, – холодно сказала Анна. – Я звонила тебе, и ты не брала трубку. Ты у него. Я знаю.
– Нет, – Катрин говорила, словно ступая по минному полю. Проклятие, она же отключила звук мобильника! – Нет, – повторила она.
– Тогда почему ты звонишь мне по городскому, а не на сотовый?
Катрин похолодела – это же надо быть такой неосторожной!
– Мобильник на последнем издыхании, – машинально соврала она. – Звоню из автомата. Ты меня простишь?
Голос Анны был полон укоризны: – Надеюсь, ты мне не врешь… Кстати, заходила Изабель.
– Изабель? – удивилась Катрин. – Кто это?
– Графиня де Бофор! – несколько раздраженно пояснила Анна. – Помнишь, позавчера, в театре…
– Ах, графиня, – вспомнила Катрин. – Ну, значит, вы не скучали. Простишь, что я не пришла?
– Куда я денусь, – проворчала Анна. – Приходите завтра с Сержем.
– Обязательно, – с облегчением пообещала Катрин, покосившись на Джоша, который с отрешенным видом стоял, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди.
– Ладно… – смилостивилась Анна. – Врушка… врушка ты, Катрин.
– Нет, не врушка, – обиделась Катрин. Но на что собственно, обижаться: врушка – она врушка и есть. Но признаться Анне в том, что она добровольно отправилась к Джошу домой – выше ее сил. А объяснять про юбку – курам на смех…
– Что такое «vrushka»? – осторожно поинтересовался Джош, когда Катрин, досадливо покачав головой, положила трубку. Она покраснела: – Это… это… Ну, человек, женщина, то есть, которая утаивает правду…
Джош прищурился: – Вы не признались Анне, что находитесь у меня? Поэтому вы – vrushka?..
Катрин не ответила на этот возмутительный вопрос. Она подняла с пола сумку: – Мне пора, Джош.
…Он шел за ней, стараясь не упускать ее из вида и втайне надеясь, что она обернется и увидит его. Но Катрин шла, не оборачиваясь, и ее длинные волосы развевались на ветру, дувшем с вечерней Сены – шпильки так и остались валяться на паркете в квартире на улице Скриб – все девять штук, которые он вытащил из ее волос. Он до сих пор чувствовал ее аромат – не духов, а ее собственный – аромат Катрин – теплый и чувственный, обволакивающий, и у него, чрезвычайно восприимчивого к запахам, именно от этого замирало сердце, и начинала кружиться голова…
Она шла легкой походкой, словно освободившись от всего, что угнетало ее, и конечно, этим всем являлся он, со своей любовью, совершенно ей ненужной… Какой смысл ее преследовать? Он не так уж и шутил, когда говорил про жучок. Отследить Катрин по ее телефону было парой пустяков. Но теперь она все же уходила, и он начинал осознавать, что отдельно от нее существовать уже не сможет, одна только мысль о ней толкала его к опрометчивым поступкам. Он неторопливо шел следом за Катрин, стараясь не упускать ее из вида – зачем? Бог весть, он сам этого не понимал. Так она дошла до Pont des Arts, до Моста искусств – легкого деревянного сооружения, на котором толкалось много народа – в основном, конечно, туристы, но и парочки назначали здесь свидания, оставляя на решетке парапета маленькие замочки, ключи от которых летели в Сену. Эти замочки покрывали решетку настолько плотно, что парапет походил на панцирь экзотического животного.
Чья-то мощная фигура заслонила от него Катрин. Он взял немного влево, столкнулся с бодрой американской старушонкой с камерой в скрюченных подагрой пальцах, отвлекся на ее бормотание, рявкнув «Awfully sorry [56] ». Потом он вновь поискал взглядом вожделенный силуэт, и увидел Катрин, которая повисла на шее здорового мужика – настоящего ковбоя. Тот, захватив ее руки, сомкнутые вокруг его мощной шеи, кружил Катрин в полном восторге, а она заливалась таким счастливым смехом, какой невозможно было и вообразить всего час назад, глядя в ее темные глаза – серьезные и непреклонные. Несколько минут он, не отрываясь, наблюдал за ними, а потом, в бешенстве развернувшись, пошел прочь вдоль набережной к Hotel de Ville [57] . Пора заканчивать с глупостями и заниматься делами – их накопилось немерено за те двое суток, которые он отдал ей – своей любви, своей Катрин… Своей Катрин? Да какого черта он себя обманывает? Она – чужая жена, и сможет ли он с этим когда-нибудь смириться?