– А что наверху? – спросила Анна.
– Бульвар… сад… называйте как хотите. Неужели вы никогда там не были?
– Никогда. Как вы наверняка успели заметить – я иностранка.
– Заметил, – кивнул Франсуа. Они, не торопясь, поднимались по лестнице. – И откуда вы?
– Из России, – сказала она и добавила. – Кажется, вы тоже не парижанин.
– И даже не француз, – сказал он. Анна удивилась: по-французски он говорил отменно, но с мягким южным выговором, который она слышала у жителей Тулузы и Граса. Она не стала спрашивать, откуда он – захочет, скажет сам.
– А чем вы занимаетесь в Париже, если не секрет? Вы туристка?
Поднявшись, они оказались на высокой балюстраде, уходящей вдаль и засаженной густой растительностью, лавандой, мальвами и даже бамбуком. Растения были неухожены, кусты неподстрижены, но это придавало им особое, диковатое очарование.
– Я балерина, – как всегда скромно ответила Анна.
– Как интересно, – он внимательно смотрел на нее, словно заново оценивая. – Никогда в жизни не знал ни одной балерины.
– Может, вам и повезло. Мы не очень интересные люди.
– Почему? – удивился Франсуа. – Мне кажется, вы должны много знать о музыке, о театре. Разве нет?
Анна засмеялась.
– Я же не музыковед и не театровед. Балет – это все, что я знаю. То, что за его пределами, мне чуждо и, честно говоря, пугает. Как только я осмеливаюсь высунуть нос из своего мирка, как сразу сталкиваюсь с чем-нибудь страшным…
– Какие странные вещи вы говорите, – Франсуа остановился.
– Я сама странная, – отозвалась Анна.
– Когда я увидел вас, сегодня, вприпрыжку бегущую по улице, мне показалось, вы счастливы. Разве моя интуиция меня подвела?
– Нет, ничуть, – честно ответила она. – Действительно, я чувствую себя счастливой сегодня – впервые за долгое время.
– А почему вы не были счастливы? – спросил он.
– Вы слишком любопытны, мсье, – раздраженно нахмурилась Анна.
Он ничуть не смутился.
– Я не из праздного любопытства спрашиваю.
– Нет? – удивленно подняла она брови. – А с чего бы это еще?
– Вы меня заинтриговали, – ответил он спокойно. – Не подумайте чего плохого. Я вообще-то скромный.
– О да! – фыркнула Анна. – Ваша скромность сразу бросается в глаза!..
– Ну, насчет скромности я, наверно, преувеличил, но мне действительно занятно – русская красавица-балерина заявляет, что она неинтересный человек.
– Я не это имела в виду. Я говорила о том, что артисты балета чрезмерно замкнуты в себе и зациклены на работе. И я не исключение.
– Позвольте мне самому судить, – настаивал Франсуа. – Что вы имеете против дружбы с торговцем картинами?
– Против дружбы – ничего, – Анна улыбнулась.
– Ничего, Франсуа, – поправил он ее с усмешкой.
– Ничего, Франсуа, – повторила она. – Сколько сейчас времени? – спросила она. Жики ждала ее к ужину.
– Четыре, – ответил он, бросив короткий взгляд на часы. – Вам уже пора?.. Анна! – позвал он ее, внезапно застывшую в оцепенении.
– А, что? – переспросила она, глядя мимо него. – Ах, простите! Четыре? Как уже поздно. Мне пора.
– Вы далеко живете? – спросил он, и она снова не сразу ответила, задумавшись, и очнулась только после того, как он снова позвал ее. – Анна!
– Да. Да… Да, далеко отсюда. В восемнадцатом округе.
Он кивнул:
– Может, мы все же выпьем кофе? Перед тем, как я посажу вас в такси?
Анна молчала. Она побледнела, и капельки пота выступили на ее висках.
– Да что случилось? – воскликнул Франсуа. – На вас лица нет!
– Зачем вы меня обманули? – голос Анны наполнился страхом и недоумением.
– Обманул? – Франсуа встревоженно сдвинул брови. – В чем я вас обманул? Подождите, Анна, вон скамейка, давайте присядем! Почему вы испугались? Вы говорите, я вас обманул – с чего вы взяли?
Он почти насильно усадил ее на скамейку за зарослями лаванды и сам пристроился рядом. Он попытался взять ее за руку, но она не позволила.
– Ваши часы! – тихо произнесла она.
– Что – мои часы?
– Ваши часы! В Москве я присутствовала на презентации этой модели. Это… это…
– Что – это? – прищурился он.
– Это – Louis Moinet Magistralis. Серия из 300 экземпляров, или что-то около этого и каждый стоит порядка девятисот тысяч долларов.
– Почти миллион, – поправил он ее и добавил. – Плюс страховка. – Франсуа выглядел чуть озадаченным, но не более того. – И в чем я вас обманул? Я не говорил, сколько стоят мои часы.
– Торговец картинами?! – воскликнула Анна возмущенно. – Обыкновенный торговец носит часы за миллион долларов!
– И я не говорил, что я обыкновенный торговец картинами. Это вы сказали.
– А вы не отрицали! Вы могли сказать мне…
– Так, стоп! – он поднял руку. – О моем благосостоянии не было сказано ни слова. Вы спросили о роде моих занятий. Я ответил, что я занимаюсь искусством, но не творю. А продаю. Я действительно это делаю – продаю и покупаю. Вот чем я по большей части занимаюсь: аукционы и антиквариат. Немного благотворительности.
– По большей части? – с досадой переспросила Анна. – Впрочем, зачем весь этот разговор? Я вас едва знаю. И уверена, больше мне вас узнавать не стоит. Не люблю, когда меня обманывают.
– Этого никто не любит. Но, как выяснилось, я вас не обманывал.
– Пусть так, – согласилась она. – Но искренность – она или есть, или ее нет…
– Допустим, – кивнул он. – А вы, Анна, вы – до конца честны со мной? Вы тоже не прочь сохранить хоть частичное инкогнито.
Анна огорошено смотрела на него, а он, не скрывая иронии, продолжал:
– Не делайте такие удивленные глаза, мадам Королева. Скромная русская балерина… прима, только что получившая ангажемент в Парижскую Оперу. Ха-ха…
Анна густо покраснела. Боже, как стыдно! Обвинила человека в том, что он не признался ей в том, что богат, а сама – разве она поступила не точно так же как он? И какое, спрашивается, право она имела его упрекать? Хотя, выходит, он с самого начала знал, кто она, и ломал комедию? Может, и встреча эта не случайна?
– Так вы с самого начала знали, кто я? – спросила она почти шепотом, чувствуя, как ощущение неловкости начинает сменяться волной раздражения. – Вы специально шли за мной?
– Не злитесь, – он улыбнулся обезоруживающей улыбкой. – А то, если я вам признаюсь во всем до конца, боюсь, вы меня побьете…
– Признаетесь до конца? – злость хотя и плескалась в ее глазах, но любопытство брало верх. – В чем признаетесь?